«Зима. Что делать нам?..» Толпа в метро, киоски сверкают подделками, длинный Крымский мост, и ветер в лицо, и мокрые хлопья. Скользкие ступеньки, неуютное конструктивистское здание Театра Эстрады. Фестиваль «Санкт-Петербургских театров балета в Москве».

Спектакль «Маленького Санкт-Петербургского балета» «Три грезы» — балет-обещание, балет-прощание. В усадебном бытии легкие девушки и юноши в строгих костюмах — белый верх, черный низ — порхают беззаботными, совершенными бабочками «Питаются нектаром цветов, соками плодов и деревьев, гниющими веществами». Под звуки Шопена кружат, меняя партнеров, слетаясь в причудливые группы. И кажется, вечен их полет. До тех пор, пока не вступит в свои права чудовище, несущее в себе образ смертельного времени. Ровно рассекая сцену, колышется скелет времени из белых спиралей, основание — на земле, вершина тянется к небу — везде и всюду оно, настигает каждого. Прекрасные мотыльки изгнаны из рая… Движения остановятся, позы плавно перетекут в статику ожидания вечного покоя. Плотно обхватывает пелена костюма всего человека, и это уже другое существа Это кокон человека, это его смерть внутри его тела-гроба, в которое только и можно спрятаться от бродящих по земле чудищ.

Путь человека к Богу — через грязь, сор и муки реальной жизни, в сопровождении жестокого Времени к великому рубежу превращения — к смерти. Сказочный сюжет, не правда ли? Сюжет балета таким и должен, быть. Большой белый балет всегда — сказка. Но в Большом балете правит бал линейный сюжет и окостеневшая традиция. А этот, Маленький балет, сочиненный тремя лихими авангардистами — режиссером Борисом Юханановым, балетмейстерам Андреем Кузнецовым и художником Юрием Хариковым — прихотлив в замысле и живет в простых хореографических построениях. Не вычурные, а словно бы простые движения его слагают узоры, образованные от наложения на мифы русского романа и мифы философской мысли, а ведь сказано у Набокова: «Совпадение узоров есть одно из чудес природы».

Вторая — «Черная греза», в ней клокочущий Шуберт, в нем туман болотный, жаркий, сладкий. В ней чернота таинственного ритуала, священного обряда, который совершают прекрасные существа Кто эти женщины? Весталки в поиске жертвы? Так напряжении их позы, так вызывающи их жесты.

В третьей, «Последней грезе», впрямую, без аллегорий творцы хотят объясниться. Начинается то, что обыватель назовет «муками творчества». Мечется танцор, в танце- преодолении двигаясь по «адскому лабиринту возможных решений задачи». И гениальная музыка Паганини дразнит призывом к недоступному совершенству. На сцене огромный бражник, любимая бабочка Набокова, «весьма редкий в наших краях» — символ бессмысленно прекрасной природы, которая бесконечна в воплощениях творческого — божественного замысла.

И даже если «Маленький балет» в чем-то несовершенен, то может ли быть совершенным «просто движение в тумане, маневр привидений» (Вл. Набоков)?