Вадим Рутковский о спектакле «Подсолнухи»
Вадим Рутковский | 29 января 2018 | расшифровка

Юханановфест. Галерея «Х.Л.А.М.», Воронеж.
Критик Вадим Рутковский представляет фильм-спектакль «Подсолнухи».

Добрый вечер, друзья. Сегодня мы смотрим видеозапись спектакля «Подсолнухи». Если мы начинали с путешествия во времени, когда погружались в главы видеоромана «Сумасшедший принц», то последние вечера мы путешествуем по параллельным утопическим вселенным, которые создавал Юхананов. По регенерациям «Сада», по «Недорослю» и, сегодня, – «Подсолнухи», спектакль по одной очень важной и не востребованной пьесе Теннеси Уильямса.

Уильямс – американский драматург, классик, автор «Трамвая “Желание”», который ставится в театрах так же часто, как «Чайка» или как «Вишневый сад». «Стеклянный зверинец», «Кошка на раскаленной крыше» или «Сладкоголосая птица юности» ставятся реже «Чайки», но тоже довольно часто. Пьеса, которую взял Юхананов в 2002 году. очень-очень редко идет в театре. У нее два названия. В 1967 году она была написана и поставлена под названием «Спектакль для двоих» или «Пьеса для двоих» (Two Characters’ Play), позднее, в 1971 году появилось название «Крик» (Outcry). У спектакля Юхананова оригинальное название: «Подсолнухи». В самом тексте подсолнухи упоминаются почти в проброс. Думаю, важным для постановщика, для его версии было включение в название солнца, включение света, который осеняет героев, находящихся в абсолютно замкнутом, клаустрофобичном, безвыходном пространстве.

Это очень неожиданно для антрепризного спектакля. «Подсолнухи» – антрепризный спектакль, выпущенный продюсером Ефимом Спектором. Антреприза у нас у всех закономерно ассоциируется с таким гастрольным «чёсом», с чем-то очень легким, удобоваримым, бульварной комедией или бульварным детективом, с минимумом декораций, с ненапряжной постановкой. Просто быстро что-то сделать, придумать простейшую выгородку и колесить по городам и весям. Вот «Подсолнухи» – ровно противоположное. Это проект, где антреприза использована как инструмент. Пригласить двух артистов из разных театров, собрать команду, но ни о какой поверхностности или наплевательского отношения здесь речи быть не могло изначально.

Тому, что пьеса Уильямса, как я сказал, редко ставится, есть объективные причины. Он написал ее уже будучи всемирно признанным классиком, отчасти из стремления вырваться из навязанных ему обществом и театральным миром рамок. Совершить эксперимент, отказаться от классического нарратива и, с одной стороны, использовать все свои постоянные модели – порой болезненное погружение в психологию героев, в их прошлое, в их травмы, в их навязчивые воспоминания, погружение в мир театра, от которого жизнь любого автора уровня Уильямса неотделима; с другой стороны – выйти за пределы традиционной формы. В чем-то в этой пьесе Уильямс приближается к Беккету, к его абсурдистским построениям. Два героя – Клэр и Феличе, сестра и брат, актриса и актер, которые оказываются в некоем вневременном пространстве. Возможно, это театр, возможно – сумасшедший дом, возможно – дом, где герои росли. Они воспринимают это как театр, а себя – как премьеров труппы, оставившей их. Труппа сбежала, бросив записку «мы не получаем зарплату, мы вас покидаем». Монтировщики сделали свое последнее благое дело – вынесли декорации. Для «Подсолнухов» декорации придумал Юрий Хариков, постоянный соавтор Юхананова. Гигантский трон, который напоминает и некий фантасмагорический стул, и какое-то странное инопланетное насекомое, и элементы странного растения (может быть, того же подсолнуха).

Спектакль предназначен для большой сцены, для массового зрителя, как любой антрепризный проект. Играют две звезды: Лия Ахеджакова и Виктор Гвоздицкий. Но звезды нестандартные, тоже склонные к эксперименту. Фактически одновременно с «Подсолнухами» Ахеджакова устремилась в другу антрепризную авантюру – спектакль «Старосветская любовь», который Валерий Фокин поставил по мотивам «Старосветских помещиков» Гоголя. А у Гвоздицкого как раз в этот период тоже был его очень важный период работы с тем же Фокиным, начавшийся со спектакля «Арто и его двойник» в Центре Мейерхольда и продолжившийся уже на сцене Александринского театра. У «Подсолнухов» есть такой трагический обертон, потому что Виктор Гвоздицкий скоропостижно умер довольно молодым, в пятьдесят четыре года, в 2007-м. Сейчас, когда смотришь это видео, знание трагического конца актера связывается с его образом такого нервного, грустного, больного Пьеро, который в прологе появляется на сцене с фосфоресцирующим лицом.

Видео, которое мы сегодня будем смотреть, – при том, что сделана запись довольно любительская – напоминает скорее не документацию спектакля, а самостоятельный фильм, в чем-то, может быть, похожий на не снятую главу видеоромана «Сумасшедший принц», а чем-то – на не снятый фильм Феллинни. Спектакль на видео превращается в фильм во многом за счет удивительного света, который в нем использован. Художником по свету был Владимир Уразбахтин. Ненавязчивый монтаж, плавные переходы с крупного на средний, затем на общий и снова на крупный план вкупе с постоянными сменами световых волн, занавесов – они создают ощущение скорее документального фильма, но не документации спектакля. Даже головы зрителей, которые попадают в кадр… А здесь как раз сказывается то самое «бульварное» начало антрепризы: зрители антрепризных спектаклей, как правило, гораздо менее дисциплинированы, чем зрители обычных спектаклей. Они входят в зал уже после начала, а некоторые – вы увидите – не досиживают до конца, но это как раз обыгрывается актерами.

Не уверен, что нужно как-то подробно до начала просмотра расшифровывать и интерпретировать спектакль. Вернусь к тому, почему пьеса редко ставится и почему, по крайней мере, в России, существует больше легенд о ее не сложившихся постановках. Есть легенда, что «Пьесу для двух актеров» репетировали когда-то Владимир Высоцкий и Алла Демидова, и смерть Высоцкого помешала завершению этой работы. Есть легенда (а может быть, и не легенда), что сам Гвоздицкий дважды приступал к репетициям этой пьесы. Причем оба раза – с крупнейшими театральными режиссерами. Сначала – со Львом Додиным и актрисой Татьяной Шестаковой в Малом драматическом театре. Второй раз – с Камой Гинкасом, где партнершей должна была быть Екатерина Васильева. Оба раза эти опыты ничем не завершились.

Пьеса действительно может отпугнуть, потому что в ней отсутствует связность повествования. Актеры, о которых я говорил – брат и сестра, брошенные на произвол судьбы труппой, брошенные зрителем… Для них не ясно, есть ли зритель в том мистическом театре для сумасшедших, где они находятся, ждет ли кто-то их выхода на сцену или нет. В какой-то момент они начинают разыгрывать спектакль, создающийся ими на наших глазах – об их прошлом, о травме, связанной со смертью родителей. Смерть их довольно загадочна. Одна из трактовок, которую предлагает драматург: алхимик-отец, сошедший с ума, убил мать и после покончил с собой. Полиция рассматривала версию, что убийство совершили дети. Клэр пытается убедить себя, что это совершил некий потусторонний монстр. Изживание травмы, этот психодраматический, по сути, опыт превращается в тот самый отдельный спектакль, который разыгрывают брат и сестра в пустой, безлюдной коробке сцены.

Насколько я могу судить по дневнику ассистента Игоря Кечаева, Юхананов начинал репетиции как раз с придания сюжету связности, с раскладывания его по полочкам, с прочерчивания линий. Чтобы из этой, насколько возможно, четкой геометрии придуманного Уильямсом текста перейти к безостановочному потоку, каскаду поэтических образов и создать в конечном итоге очень красивую историю, которая перекликается с утопией «Сада» и с утопией «Недоросля». История, с одной стороны, – об абсолютно иллюзорном, несуществующем, а с другом стороны – совершенно реальном мире театра, существующем на наших глазах, который оказывается и тупиком, и выходом из тупика одновременно. Пожалуй, «Подсолнухи», – это самый диалектический и самый парадоксальный спектакль Юхананова, где изначальное желание героев покончить с собой и тем самым разрубить травматический узел – приводит неожиданно к свету, которому, казалось бы, неоткуда взяться, но об этом есть отдельная сцена в спектакле.

Буквально пару слов о сценографии. Во вчерашнем спектакле «Недоросль» Юрий Хариков превратил дворянский особнячок XIX века в подобие японского домика. Японские ассоциации возникают и в связи с сегодняшним спектаклем. Когда я смотрел это видео, вдруг в моей голове возникло название очень известной пьесы театра «Кабуки» «Самоубийство влюбленных на острове небесных сетей». Уже потом, готовясь к сегодняшнему вечеру и открыв дневники Игоря Кечаева, я обнаружил, что он в первом же абзаце упоминает эту пьесу. Мне кажется, это интересное совпадение, и приветствую, если максимум возможных ассоциаций, аллюзий и совпадений возникнет при просмотре у вас. Потому что «Подсолнухи», несмотря на клаустрофобичность этого мира – открытое пространство. В том числе распахнутое пространство интерпретаций и трактовок. Спасибо и до завтра.

Видео лекции