Проект «Сад»
Борис Юхананов | 1990 | манифест

На грани веков, меж двух стихий, землей и морем, в Ялте, между жизнью и смертью Антон Павлович Чехов написал свою последнюю пьесу «Вишневый Сад». Пьесу об уходящем в прошлое прекрасном быте дворянских усадеб. Пьесу, в которой брат и сестра Гаев и Раневская, владельцы изумительного вишневого сада, навсегда теряют его. Сад продан за долги. Ермолай Лопахин, сын крепостного крестьянина, покупает Сад. И над притихшим имением разносится стук топоров.

Этот стук топоров в финале чеховской пьесы при всем разнообразии трактовок прочитывался достаточно однозначно. Основным моментом прочтений было утверждение о том, что вишневый сад – это образ исчезающей красоты; тема пьесы определялась как прощание с красотой, потеря красоты человечеством. Итогом всех вариантов становился печальный или же смешливый, лукаво-печальный спектакль.

Открытие, положившее начало нашему проекту, заключалось в неожиданном предположении: «А что если этот стук топоров вовсе не означает гибели Сада? А что если Сад невозможно вырубить? А что если Сад вообще неуничтожим?»

Неуничтожимый Сад был услышан и почувствован нами как пространство бесконечного счастья, в котором живут не люди, а садовые существа. Так из текста родился Миф, став способом его прочтения.

Непрерывная пульсация саморазвивающегося мифа о неуничтожимом Саде лежит в основе проекта, которым Мастерская Индивидуальной Режиссуры занимается с 1990 года.

Мы обнаружили в чеховской драме невероятные возможности контакта с сегодняшним мышлением, которые не только позволяют «Вишневому Саду» «прорастать» в современной культуре, обогащаясь всем многообразием существующих в ней стратегий и подходов, но и порождать совершенно новые. Так образуется универсальный (от слова «универсум») объем проекта.

Как и любой миф, миф о Саде оказывается способом соединения с вневременным пространством, не располагающимся в настоящем времени и зафиксированным в каноническом тексте «Вишневого сада». Миф открывает возможность мистерийного существования, где мистерия понимается как актуализация вневременного пространства через ритуал, где остается возможным аттракцион, то есть актуализация настоящего времени через трюк. Мы задались вопросом: можем ли мы соединить аттракцион с мистерией, аттракцион с ритуалом? Возникла идея снятия оппозиций; мы определили Сад не только как неуничтожимое пространство, но и как пространство снятых оппозиций. Мы нашли возможность актуализации вневременного или сакрального, архаичного пространства мифа через трюк и возможность актуализации настоящего времени через ритуал. Так появилось понятие «аттракцион-мистерия» как определение характера драматического действия по пьесе А. П. Чехова «Вишневый Сад», находящегося в центре семидневной программы проекта.

Впервые «аттракцион-мистерия» был осуществлен летом 1990 года в течение трех дней и двух ночей в подмосковном дачном поселке Кратово в виде лабораторного опыта – с небольшим количеством зрителей.

За эти дни и ночи в Кратово мы многое открыли для себя и нашли те формы, которые далее стали разрабатывать в инсталляциях, акциях, перформансах, балетах, интермедиях, кинофильмах, собственно в драматической игре и на видео, которое зафиксировало весь этот опыт.
Именно тогда мы реально оказались в мифе о Саде, начали в нем жить, посвящая ему не только жизнетворческое пространство, но также и пространство нашей жизнедеятельности.

Спустя несколько месяцев во время проведения акции «Вишневый шнур» один из участников проекта – Прохожий (Дмитрий Троицкий) нашел несколько книг, из которых узнал о крайне популярной в начале века идее строительства городов-садов по всему миру. А в России, первый город-сад планировали построить в подмосковном местечке Прозоровская. Прохожий решил побывать в Прозоровской, чтобы посмотреть, что стало с тем недостроенным городом-садом. Легкий холодок пробежал по его спине, когда он прочитал, что в 1930-е годы Прозоровская была переименована в Кратово.

«Поразительное подтверждение пути!» – воскликнул, узнав об этом гуманоид Иванов (Борис Юхананов). Так нашему движению сопутствует особая садовая магия. А легкий холодок, пробежавший когда-то по спине Прохожего, до сих пор гуляет по Саду.

Следующим крупным этапом развития проекта стала Галерея-Оранжерея, впервые открывшая Сад московскому зрителю в марте 1991-го.

В Галерее-Оранжерее была разработана методика «эвристичной» речи – такой, которая в процессе произнесения порождает открытия. Ведь слово, выпущенное наружу, таит в себе работающий смысл, начинает воздействовать на сознание человека и на сознание вещи (если это связано со степенью особого одухотворенного отношения к миру).

Исходя именно из этой идеи, мы попытались осуществить Галерею-Оранжерею как пространство вещей, созданных речью и более того – сонмом наших взаимных речей, то есть как пространство универсума.

Миф на путях своего движения наполнил собой Галерею и каждый ее экспозиционный элемент, кристаллизуясь в объектах, одновременно с этим прорастая действиями, являя себя в речах персонажей-персон и пользуясь Галереей как инструментом классической коммуникации.

Следующие два года прошли в дальнейшем движении вслед за эволюционирующим мир-мифом и вместе с ним; в увлекательном и рискованном приключении-путешествии, правила которого не определены, а местность, – очертания которой довольно быстро перестали ограничиваться только чеховским текстом, – таинственна. Известно только, что Сад неуничтожим и смерть в Саду превращается в жизнь.

После этапа Галереи-Оранжереи нами был открыт совершенно новый вид драматического действия – драматическая индуктивная игра «ЖАНР», основанная на существовании вне заранее написанного текста, а напротив, подразумевающая импровизацию, порождающую речь и действие. Затем, как существенная и значительная часть, в садовом пейзаже возникли садовые спектаклики, выросшие из авторских режиссерких работ. Миф Сада продолжается, встречаясь с новыми драматическими структурами классических пьес.

Начатая в Галерее-Оранжерее работа с вещью привела к образованию художественной мастерской, где под руководством контактера Павла (Юрия Харикова) начали создаваться коллекция уникальных садовых костюмов и сценография Сада.

Все это время продолжается работа на жизнедеятельном и жизнетворческом уровнях, происходят акции, перформансы, снимаются фильмы.

Музыка Садового оркестрика, зародившегося еще в Кратово и теперь участвующего непосредственно в драматическом действии, позволяет почувствовать Сад не только как рисунок драматической игры, не только увидеть его как вещь или ландшафт, но и услышать его как чистую мелодию.

В Петербурге создан садовый «Маленький Балет», имеющий в своем репертуаре уже два балетных спектакля, пропитанных садовым мифом.

Весь этот объем, включающий также драматическую игру в перевоплощения и жанровые спектаклики, наполняет сегодня программу проекта Сад. Проекта, каждый новый виток эволюции которого захватывает с собой предыдущий.

Сад порожден тем заключенным в сегодняшнем сознании стремлением, которое можно было бы определить как стремление к универсуму.

Сад – это попытка приобщения к той территории внеконцептуального бытия, на которой произрастают новые виды искусств. Это попытка обращения с мифом вне заимствования, перевода, калькирования, перетаскивания его из ушедших времен при помощи симуляции, реанимации, подражания и имитации.

Представим себе реку, счастливую тем, что в ней счастливо резвится счастливая стайка разноцветных рыбок. Все они воссоединяются в счастье: река, несущая эту стайку, стайка, несущаяся внутри этой реки, солнце, ласкающее всю эту картину. А теперь представим себе уставшую, измученную собственной жизнью, собственным мастерством и профессией, ткачиху, которая с суровым лицом мрачно вышивает эту счастливую реку и плещущуюся в ней счастливую стайку рыбок и солнце.

А как сделать так, чтобы перед нами была счастливая ткачиха, вышивающая счастливую реку, в которой плещется счастливая стайка рыбок, освещаемая счастливым солнцем?

Обнаружение не только проявлений этого счастья, но самих способов, возможностей достижения такой гармонии и является, по сути, одной из центральных идей проекта в его семидневной композиции.

1990-е гг.