В декабрьском номере австрийского журнала «Das Opernglas» вышел материал, в котором оперный критик Штефан Бурианек рассказывает о своих впечатлениях от московской оперной сцены: об Электротеатре Станиславский, о российской премьере оперы «Октавия. Трепанация» Бориса Юхананова и Дмитрия Курляндского и об опере «Дон Карлос» на Исторической сцене Большого театра. Публикуем перевод статьи на русский язык.

«Быть художником андеграунда в 1980-е было не так уж невероятно смело, как можно подумать», — снижает пафос Борис Юхананов в разговоре с журналом Opernglas. Когда художник авангарда ставил свои первые нелегальные спектакли в подвальных театрах Москвы и Санкт-Петербурга, власть была уже вовсю занята борьбой с первыми признаками упадка Советского Союза, поэтому, по словам Юхананова, «опасность ареста существовала довольно относительно». Когда в 1989 г. благодаря перестройке у людей появилась личная свобода, среди театральных деятелей уже были установлены прочные связи, и они довольно быстро попали в поле зрения западных СМИ. Не важно, поддельная это скромность или нет, но ученик значимого российского театрального режиссера Анатолия Васильева до сих пор сохраняет свое увлечение экспериментальными театральными формами (для определенной части публики они провокационные) в качестве антиподной культуры к мейнстримной театральщине. В июне 2013 года по итогам неожиданного и редкого для российских реалий конкурса на замещение должности руководителя театра Юхананов возглавил хорошо субсидируемый московскими властями драматический театр Станиславского с примерно 300 сотрудниками, и сразу закрыл его для проведения масштабных ремонтных и реставрационных работ. Члены труппы получили возможность остаться, но в это промежуточное время должны были репетировать — на протяжении 1,5 лет! В следующем году Электротеатр Станиславский отмечает пятилетний юбилей с момента нового открытия. Новое название театра отсылает, с одной стороны, к его первоначальной функции — кинотеатра, с другой стороны — к его истории как театральной студии новаторского режиссера Константина Станиславского. Будучи официально драматическим театром, он явно выполняет роль устроенной на европейский манер точки пересечения новой музыки, литературы и изобразительного искусства. Очевидно его желание внести современные дерзкие компоненты в традиционную консервативную жизнь Москвы, прежде всего в области музыкального театра, так или иначе, в репертуаре Электротеатра десять опер.
Наряду с приглашенными режиссерами, такими как Ромео Кастеллуччи, Хайнер Гёббельс или Теодорос Терзопулос, регулярно обращается к постановочному процессу и сам руководитель театра, размышляя среди прочего и над старыми идеями: для написанной музыкальным руководителем театра Дмитрием Курлядским оперы «Октавия. Трепанация» Борис Юхананов извлек написанный им в дикие 80-е текст, в котором сочинение Льва Троцкого, восхваляющее Ленина, сплетается с текстом о Нероне, приписываемым Сенеке. Но иначе, нежели может показаться по названию спектакля, в центре повествования находится не убитая супруга Нерона, а феномен тирании как таковой. Звезда спектакля, постановка которого три года назад была реализована на фестивале Holland Festival в Амстердаме, а премьера в Москве прошла 17-го октября в Электротеатре Станиславский, — голова Ленина в лавровом венке, на которой в начале спектакля производится трепанация — вскрытие черепа (сценография: Степан Лукьянов).
Что творится в голове у тирана? Рассеянное, зловещее звуковое облако создает музыкальную основу спектакля, записанную заранее. Идея ее создания — с помощью компьютерной программы растянуть первые такты коммунистической революционной песни Варшавянка на 80-минутную длительность спектакля. Вместо музыкантов и дирижера на балконе сидит невидимый публике саунд-художник Олег Макаров, который в соответствии с партитурой в определенные моменты проигрывает или производит звуки: металлические удары, топот лошадиных копыт, хор за сценой и т.д. В начале спектакля на сцене в партии Сенеки появляется получивший образование в зальцбургском Моцартеуме баритон Алексей Коханов. Его украшенный слегка намеченными кантиленами хрупкий голос и техника вокальной декламации Sprechgesang существуют в чередовании головного и грудного регистров. Как и все солисты спектакля, он поет не в зал, который в Электротеатре Станиславский рассчитан на 300 мест, а в микропорт. Даже из пятого ряда голоса певцов слышны исключительно из динамиков, что делает невозможной серьезную музыкальную оценку постановки, кроме как констатации ее исключительной вокальной красоты. Намеренно хрупким кажется и тенор Сергей Малинин в партии Нерона. Что мучает императора, совесть или страх падения? Иногда диктаторы оказываются теми еще тюфяками. Но ему пока еще повинуются солдаты, представленные здесь красноармейцами. Вымученными, в чем-то смешными движениями (хореография: Андрей Кузнецов-Вечеслов) они управляют безголовыми китайскими терракотовыми войнами, которые к двум историческим пластам (римской античности и коммунистической революции) добавляют еще один — древнюю китайскую цивилизацию. Тем временем из скелета кентавра делают карету, в которой Лев Троцкий, драматическая роль в исполнении Юрия Дуванова, сожалеет о смерти Ленина: некоторым тиранам подвластна вечная идеализация. На вопрос, почему в этом произведении присутствует личность Ленина, а не Сталина, Борис Юхананов отвечает ссылкой на то, что зло должно уничтожаться с корня. Сорняки будут продолжать расти, естественный круговорот зла в нас, людях, не искореним. Эта мысль в 1980-е годы составила основу для версии «Октавии» в подвальном театре. «Во времена Перестройки, — говорит Юхананов, — царила слепая эйфория, но как показала история, все повторяется. Спектакль был написан как предостережение, а спустя тридцать лет мы можем констатировать, что его предсказание сбылось — по всему миру у власти снова диктаторы, даже если они действуют под покровом демократии».
Вскоре пятилетний юбилей: Электротеатр Станиславский в Москве, место встречи новой музыки, литературы и изобразительного искусства.
В отличие от версии «Октавия. Трепанация» в Амстердаме на небольшой московской сцене поместились не все терракотовые сцены, из-за чего сместился и смысловой вектор спектакля: вместо важной для произведения темы власти тирана в камерном пространстве бОльшую ценность получила тема роли жертвы. Отрывисто, высоко и одновременно крайне растянуто протекает вокальная линия, в которой Арина Зверева в роли призрака матери Нерона Агриппины длинной арией мощно перечеркивает всю лесть Троцкого. И лишь в финале в образе восьмиголосого женского хора появляется главная жертва — Октавия, и печально прощается с жизнью.
Зло надо пресекать на корню. Опера о тирании — в голове Ленина
Что остается после посещения этого спектакля? Помимо впечатляющих визуальных образов это эхоподобный вокальный мотив партии Нерона, что вполне можно расценивать как положительный фактор. И еще осознание, что за пятилетнюю историю существования Электортеатр, очевидно, смог собрать вокруг себя интересующуюся и готовую к рискам публику: билеты на премьерный блок, проходящий в рамках международного фестиваля «Территория», были по факту распроданы. К тому же, опера может быть исполнена и на большой сцене оперных театров, сделана ее оркестровая версия.
Посещения Москвы не может быть без Большого. Великолепный «Дон Карлос» с Анной Нечаевой в роли Елизаветы
В российской столице существуют около пяти музыкальных театров с постоянным оперным репертуаром. Таким образом выбор и спектр довольно широки, но приезд в Москву без визита в Большой театр нельзя назвать полноценным. После подобного заключения на следующий день можно оказаться на репертуарном спектакле оперы Верди «Дон Карлос» на Исторической сцене Большого театра в еще четырехактной миланской версии 1884 г., попавшей в последние годы в немилость драматургов.
Начиная с тепло звучащего вступления труб, захватывающего терцета во втором акте и демонически мрачной сцены Великого инквизитора в третьем, вплоть до зловещего мощного финала, увиденный спектакль можно назвать близким к эталонному. Оркестр Большого под управлением Дмитрия Крюкова звучал легко, увесисто широко и вместе с тем уверенно и точно, например в песне Эболи. Среди состоящего почти только из российских певцов состава были и имеющие международное признание звезды, такие как
Ильдар Абдразаков, чей бас в парадной партии Филиппа II обрел дополнительную полноту. Великолепной глубиной баловали зрителей и два других баса: Станислав Трофимов, член труппы Мариинского театра в Санкт-Петербурге, в партии Великого Инквизитора и солист Большого Денис Макаров в партии Монаха (Карл V).
В целом во всех отношения — точно в соответствии клише о российской опере — мощное заполнение пространства преобладало над итальянской тонкостью, и я говорю это без какой-либо оценки. Красивое исполнение получилось также и у входящего в труппу театра Олега Долгова в заглавной партии, в будущем году Долгову предстоят выступления в Неаполе, Ницце и Тулуне. Восхитительно звучал и баритон Игорь Головатенко, который работает по всему миру, но по-прежнему числится членом труппы Большого. Он пел партию Родриго ди Поза. Также как и имеющая контракты во всем мире и входящая в труппу Большого Анна Нечаева, которая дарила счастье своим ловким, теплым и сияющим на высоких нотах сопрано. Известная мощными низкими нотами Надя Крацева из Болгарии исполняла Эболи, и было заметно, что высокие ноты даются меццо-сопрано не без труда.
Большому приписывают запылившиеся спектакли, в случае с постановкой 2013 г. режиссера Адриана Нобле это не так. Хотя режиссер неожиданно и отказался от индивидуальной трактовки, а актеры выступают в исторических костюмах художника Морица Юнге и могут петь у рампы, но оголенная, подчеркивающая перспективу, красиво подсвеченная декорация Тобиаса Хохайзеля (художник по свету: Жан Кальман) наделяет эту оперу современной эстетикой. Вывод: если этот по факту гала-концерт можно назвать репрезентативным репертуарным спектаклем для Москвы, то Большой следует отнести к лучшим оперным театрам мира.