Теория, мой друг, суха... "Фауст" Бориса Юхананова
Михаил Фихтенгольц | Газета Культура | 15 декабря 1999 | статьяОригинал

Спустя полгода после первого показа «Фауст» Бориса Юхананова вернулся. Тот «Фауст» был одним из составляющих буйного авангардно­го веселья на фестивале "Пушкин & Гете", а сейчас предстал вне кон­текста, как самостоятельное про­изведение. Тогда режиссеру вменя­ли в вину, что у него отсутствует чувство формы - и действительно, не каждый способен выдержать пятичасовой спектакль (хотя это все­го лишь оригинальный гетевский текст без сокращений). Теперь тра­гедия резко «похудела», что пошло ей на пользу: основной сюжет, ос­вобожденный от побочных линий, стал более выпуклым и ясным, а минимализм сценического убранст­ва окончательно «изъял» все второ­степенное.

Чтобы понять этот спектакль, на­до знать творческие установки его режиссера. Борис Юхананов, счи­тающийся одним из проповедников авангардного театра, тем не менее не любит, когда его причисляют к «авангардистам» и «радикалистам». Он вообще не приемлет клише, хо­тя и охотно описывает свою кон­цепцию «Фауста». Например, он го­ворит, что его главная задача - со­здать на сцене ни больше ни мень­ше синтез искусств. Это смелое оп­ределение, как ни странно, оправ­дало себя в деле.

«Фауст» потрясающе полифоничен. Полностью изъятый из истори­ческого контекста (это не Германия и вообще, кажется, не земная твердь), он наполняется самыми различными «подголосками»: каж­дый элемент спектакля является частью общего целого. Извечная коллизия между Фаустом и Мефис­тофелем переведена в область «пластической» драматургии. Ста­тичный Фауст, возлежащий на гро­мадном кубе весь первый акт, по­степенно поддается огненной энер­гии Мефистофеля и, наконец, пол­ностью перевоплощается в него - актеры Олег Хайбуллин (Мефисто­фель) и Андрей Кузнецов (Фауст) в третьем действии меняются роля­ми. История любви Гретхен (пре­красная работа Саши Куликовой) и Фауста разыграна как «театр в теа­тре»: идиллия внезапно «натыкает­ся» на стремительный и страшный финал, решенный лаконично и про­сто, - Гретхен почти что в наркоти­ческом забытьи проживает свои последние минуты. Все это, как ни странно, ничуть не искажает фило­софских сентенций Гете, даже на­оборот - усиливает их звучание. Внешние элементы антуража, по­началу шокирующие, также влива­ются в общее целое, не затрагивая суть: кошки из театра Юрия Куклачева («твари земные» и одновре­менно «дьявольское отродье»), ша­ман, романсы Римского-Корсакова и Рахманинова органично вписыва­ются в эту необычную картину ми­ра, созданную Борисом Юханановым.

Так что же, все это - режиссер­ский театр? Не только, «Фауст» бо­гат на прекрасные актерские рабо­ты. Здесь заняты в основном акте­ры Мастерской индивидуальной ре­жиссуры - воспитанники Юханано­ва, владеющие полифонией и уме­ющие не потеряться в ней. Единст­венный «аутсайдер» - Андрей Куз­нецов (Фауст), по профессии балет­мейстер (пластическое начало в действии), впервые выступивший в драматической роли. Его очевид­ные недостатки (например, нечет­кая дикция) восполняются стопроцентным, как и у всех остальных актеров, ощущением образа и его связи с общей концепцией. А она действительно общая - спектакль создают все его участники на рав­ных правах.

Осознание этой концепции приходит только после окончания спектакля, который спокойно обходится без обобщений и резюме предоставляя зрителю самому решить, нравится ему все это или нет Борис Юхананов, сваливая на хрупкие плечи зрителя всю тяжесть выбора, тем не менее не знает адресатов своего творчества «в лицо». Абсолютно ясно, что это не широкая публика с ее традиционными жанровыми ориентациями, воспринимающая трагедию Гете в ее консервированном классическом виде. Тот, кто пришел лицезреть такого Гете, уйдет после первой картины. Менее консервативный останется до конца и долго будет размышлять над увиденным. В любом случае равнодушных не будет.