Это сомнамбулическое, алхимическое пространство, наполненное какими-то потенциалами, в непроявленной форме. Поэтому ни какие-то метафорические начала, ни система образных построений, ни система каких-то рефлексий здесь не присутствуют. Это, скорее, знаковое пространство сна, в котором возможно все. А пространство сна может, скажем, представать как система образов, но поскольку образы не на чем собрать, его можно только означить. Показалось возможным означить его двумя фигурами авторов, которые «лежат» в основе рождения текста. Пушкин и Кальдерон. И вот, из «сна разума» этих двух представителей мировой литературы, собственно и возникло пространство.  Это не сценография в обычном понимании. Назвать это иначе можно, но смысла нет, потому что все равно это будет очень неточно. «Инсталляция — не инсталляция» фактурных групп. Это даже не часть перформансного пространства, нет. Это, скорее, знаки, знаки... Но они, как знаки на дороге, дают возможность прохождения. Для меня это был, конечно, достаточно неожиданный поворот, потому что это не связано с привычным представлением действий в профессии по отношению к какому бы то ни было художественному проекту, в основе которого лежит драматический театр. Это совсем другой процесс.

В буквальном смысле это можно соотнести с тем, когда «большое видится на расстояньи». Есть эти огромные фигуры, выплывшие из другого пространства. Сна, не сна — не важно. Из другого рода пространства. Фигуры, которые в определенных мизансценических построениях теряют свои свойства конкретного образа, например, Пушкина, и превращаются в абстрактные структуры.

В сложении подобного рода «сценографии», в постижении законов пространства и построении его существенно помогали мне определенные авторы, которых я очень люблю. Например, очень известный скульптор Аллен Джонс значительный в его творческой биографии период времени занимался металлической скульптурой, сделанной из плоских листов толстой стали. Самое интересное, как жила у него скульптура. Одни и те же формы существовали в разных масштабах. Они каждый раз представали по-новому, в них открывалось что-то новое. Они переставали быть собственно некими скульптурными трехмерными образами.

В результате ткалось пространство смысла, выходящее за пределы трехмерного. Каким-то образом этот опыт наблюдений, осознания деятельности этого художника повлиял, наверное, на то, что я сделал для этого проекта.