Дневник репетиций спектакля «Стойкий принцип»: Брито
Борис Юхананов | 4 апреля 2012 | запись беседы

Б.Ю.: А вы знаете эту притчу «Об обмане и обмене»? Рассказы­ваю - это известная притча нашего учителя, Анатолия Алек­сандровича Васильева. Решил один парень поменять доллары, стал менять, а его кинули. Смотрит - его обманули. Кинули на довольно серьезную сумму. Вопрос: «Можно ли это сыграть в театре?» Ему все говорят: «Конечно, можно!». А наш учитель, Анатолий Александрович Васильев, говорит: «Нельзя!». А по­чему нельзя? А потому что те, кто реально участвовал в этой сценке, не знали, чем она кончится, а вы-то уже знаете. И что же делать? Вот это называется «Притча об обмане и обмене». Вы же знаете, чем она кончится. Вот тут и появляется - персо­нажи не знают, а персона знает. Мы - это персона. Они знают, чем кончится это, а персонажи не знают. Значит, персона так должна вести персонажа, и тогда с этого начинать свои раз­мышления об игровом театре. Помните эту притчу?

- Да.

Б.Ю.: Она важная. Она ещё очень хорошо им названа - «Об обмане и обмене».

Андрей Островский: Дело в том, что монолог Брито так на­писан, с паузами. А вот паузы тоже являются частью текста.

Б.Ю.: Подожди про паузы. Паузы ещё надо расставить. Для того чтобы появилась пауза, её вначале должно не быть, по­тому что если она есть, она вначале, тогда ты этой паузой не владеешь. Пауза должна быть твоим произведением, а не чу­жим. А сейчас она - чужое, понимаешь? Ты не владеешь па­узой. Если ты ей владеешь, ты её поставил, тогда она на са­мом деле стала частью действия. А если ты ей не владеешь, а просто её исполняешь, тогда всё, ты уже погиб. Потому что ты исполняешь то, чем ты не владеешь и не знаешь. Это про­пало все. Сейчас пойдем по твоей композиции, по тому, как ты расставил текст. Не по тому, как он написан у Кальдерона, а по тому, как ты тут всё перемешал. Давай, ещё разочек про­износи текст. Вот.

Место мне всегда в обозе.

В мыслях о своем здоровье

Я стремлюсь туда, где вижу

Лазаретную палатку.

Вот они и в рукопашной.

Образцовый бой на копьях!

Надо отойти подальше,

Чтоб судить на расстоянье.

Б.Ю.: «Надо отойти подальше, чтоб судить на расстоянье». Так.

Мы как в капкане.

Ни просьбы не помогут, ни рыданья.

Будь в небе щелка,

В нее бы я забрался втихомолку.

Б.Ю.: Первая часть связана с тем, что если бы была в небе щелка, ты бы туда забрался, причем втихомолку, да? История связана с тем, что ты оказался в капкане. У тебя первая часть заканчивается войной, да?

Андрей: Да.

Б.Ю.: Первая часть заканчивается войной. И в этой войне. Ещё раз первую часть скажи.

Андрей: «Место мне всегда в обозе».

Б.Ю.: Да. «Место мне всегда в обозе».

В мыслях о своем здоровье

Я стремлюсь туда, где вижу

Лазаретную палатку…

Б.Ю.: Да. Какая у тебя ситуация здесь? Какая здесь описывает­ся ситуация жизни? Ситуация жизни обоза, ситуация жизни какого-то вечного исцеления, излечения. Вот он говорит: «Я всегда ищу поликлинику. Какова моя жизнь? У меня жизнь - всегда подлечиться. Я всегда в арьергарде. Я человек не аван­гардный. Я человек не воинственный. Я человек не такой. Я всегда где-то в хвосте и всегда ищу, где бы мне подлечиться, где бы мне подлататься. Лазаретную палатку. Я такой. Это состояние особого рода болезни. Я всегда болею. Я всегда бо­лею. Я больной, в принципе, человек».

Андрей: А что он делает на войне?

Б.Ю.: «Я больной человек, больной». Вот он о чем говорит. На­чинается история с того, что он сообщает себе, что «Я больной человек, больной. Я в обозе ищу всегда лазаретную палатку. Я больной человек». Старый больной еврей, например. Дальше мы что-то узнаем от больного человека, его глазами, в его со­стоянии. Взгляд больного человека. Это называется спектакль «Взгляд больного человека». С болезни сейчас начнется исто­рия. Взгляд больного человека. Условно назовем его персона­жем. Но его надо обеспечить. Дальше чего? Лазаретную палат­ку и что дальше?

Вот они на рукопашной.

Б.Ю.: Ой! Я больной человек. «А эти на рукопашных! Опять началось, опять началось!». Вот началась война. Эти, что они. копьями. Что они копьями?

Образцовый бой на копьях!

Б.Ю.: Что, что, что?

Образцовый бой на копьях!

Б.Ю.: Да! Рукопашный... Образцовый бой на копьях и руко­пашная - это же разные вещи?

- Можно, можно.

- Без применения огнестрельного оружия.

Б.Ю.: Это и есть рукопашная?

- Да.

Б.Ю.: Это не два разных боя он описывает? Один, да? Ага. Об­разцовый бой на копьях. Сейчас. Да! Образцовый бой на копьях. Ага. Потрясающе! Значит, первая часть заключается в том, что я больной человек, я всегда сбоку. Потрясающее зрелище! Потрясающее зрелище! Это вторая часть вот этой первой части. Потрясающее зрелище! Это старый дегустатор. На путях его дегустации он такое увидит! Второе - это дегус­тация. Вторая часть - это дегустация, дегустация войны. Я сам - человек больной вообще. Потрясающее зрелище! По­трясающе! Как они! Образцово, образцово! Вот бывает, что иногда встретишься с каким-то паразитом. Ну, допустим, это вторая часть. Дальше что?

Андрей: И там еще:

Надо отойти подальше…

Б.Ю.: Да! И что?

Чтоб судить на расстоянье…

Б.Ю.: Да! Потрясающая история! Вот эта дегустация. Образ­цовый бой. Ага. Надо отойти подальше. Ну, дальше! Сейчас пока это оставим, это сложный момент. Всё? Первая часть?

Андрей: Это всё, первая, да.

Б.Ю.: Значит, три части. Я больной человек, всегда в обозе. Дальше - явление потрясающего образцового боя. В чем со­держание этой штуки? В том, что оно тебя невероятно увле­кает. Третий кусочек есть продолжение первого. А второй им противоположен. Для того чтобы выстроить монолог, надо обязательно найти противоположные части, иначе он не бу­дет получаться. В данном случае у тебя должен быть конфликт с самим собой. Если это не выстроено, мы не можем на это смотреть. Неинтересно, понимаешь? В монологе тебя много, а больше никого нет. В данном случае второй у тебя - зритель. Его мало. Тебя больше. Когда это диалог, то другого больше, а тебя меньше. Это первый закон построения монолога. В дан­ном случае тебя должно быть много. Но чтобы тебя было мно­го, надо это обустроить. И ещё дальше - драма, конфликт - теперь должен быть у тебя. Не между тобой и кем-то, а у тебя.

У тебя есть три части. Вторая часть конфликтна с первой и третьей. И это надо четко выстроить. Найти возможность выстроить. Вот сейчас попробуй! Ребят, понимаете, о чем я говорю? Для этого надо, чтобы вторая часть дико увлекала, приманивала. Представь, что я - старый больной человек.

Позвольте, я сейчас очень грубый приведу пример? Или не надо грубого. Вас он шокирует. А? Можно грубый, очень гру­бый пример?

- Конечно.

Б.Ю.: Можно? Он вас сейчас всех шокирует. Вы готовы его выслушать?

- Не, ну не такой, чтобы совсем…

Б.Ю.: А вот совсем грубый. Хотите? Ну, это как. Вы читали Лотреамона, например?

- Да.

Б.Ю.: Там тоже есть грубые примеры.

- Кто не хочет, может уйти.

Б.Ю.: Ну ладно, уговорили. Тогда не буду вам рассказывать. Оставлю в тайне. Никогда никому больше не скажу.

- Вы уже заинтересовали!

- Как жить дальше без этого примера? Я вот не могу.

Б.Ю.: Ладно, это не имеет значения. Приведу другой, не та­кой грубый, как хотел. Вот племя людоедов. И с нами начи­нает говорить один из людоедов. И он рассказывает, что уже не может людьми питаться. У него отравлен живот, не может. И дальше говорит: «Какое тело! Как они зарубили! Образцо­вая тушка! Просто слюни текут! Хочу! Нет! Отойду подальше, подальше отойду. Буду судить на расстоянии. Есть не могу. Старый больной людоед, ничего не могу». Мы видим, как че­ловека страшно, нечеловечески тянет принять участие в бою. То же самое может быть с любовником… Абсолютно обобща­ющая сцена. В ней вторая часть является огромным, сшибаю­щим человека с ног, притягивающим соблазном. И он должен его преодолеть. Да? Вторая часть находится вначале. Она и нулевая. Понимаешь? Иначе как ты это сыграешь? Ты внача­ле говоришь: «Я старый и больной… - но тебя страшно тянет, ты говоришь, - Нет! Я страшно больной человек. Нормально, нормально! Сейчас отойду! Буду!». Слышите, да? Три части. Первая и третья - конфликты внутри ведения со второй. Мы сейчас дальше обнаружим все части. Надо же их выстроить. И дальше по ним очень четко пройти. Давай пока пойдем даль­ше, так как мы приняли первое. Вот мы в разборе приняли одно условие. Мы берем этот текст целиком, как единый текст, да? Это сложнейший и очень красивый монолог, в котором це­лая сцена. Но пока мы обнаружили три части, в которых вто­рая конфликтна с первой и третьей. Идем теперь дальше.

Мы как в капкане.

Ни просьбы не помогут, ни рыданья.

Б.Ю.: Андрей, почему в тебе так сильна имитационная при­рода? Ты же еще, собственно, ничего играть не можешь. Тебе нужно просто произносить текст и дать возможность себе в него вдуматься. Почему ты при этом уже что-то играешь? Вот весь мусор твоего исполнительства не дает возможности тебе думать. Мы же сейчас просто всматриваемся в этот текст и ду­маем. А ты что-то играешь. Ты уже что-то делаешь.

Андрей: Не надо ничего делать?

Б.Ю.: Какую-то имитацию, какую-то хрень ты несешь! Надо же быть адекватным. Мы же сейчас находимся в стадии всма­тривания в этот текст, да ещё в особого рода режиме, в режиме его единства. Он же единый, текст. Надо же в этот момент ду­мать заново, новыми глазами на него посмотреть. А ты лишил себя возможности думать из-за того, что ты наполнил себя псевдухой, каким-то псевдушным исполнительством. У тебя техника ведения репетиции отсутствует. Ты не даешь себе возможности правильно расположиться в репетиции. Это же очень непростая штука. Мы как в капкане. Дальше как?

Мы как в капкане.

Б.Ю.: Да. Дальше как?

Ни просьбы не помогут, ни рыданья.

Б.Ю.: Да. Дальше что?

Будь в небе щелка,

В нее бы я забрался втихомолку...

Б.Ю.: Подожди! Это о чём? Это целая часть. Тут на самом деле две части. Здесь четвертая и пятая часть, причем очень серьёз­ные. Первая заключается в абсолютной ловушке. Эта ловуш­ка так устроена, что ни просьбы, ни рыдания не помогут. А дальше есть очень важный момент, который работает сквоз­ным действием всего спектакля. Это «щелка в небе». Если бы она была, ты бы туда забрался. Это что такое? Куда это всё вы­ходит? Например, в «Гамлете» есть «позиция Дания» - тюрь­ма. Есть своего рода состояние сознания, которое говорит о том, что деться некуда. Вот я, например, родился в этом веке, в этом времени, в этом городе, в этой Москве. Деться мне не­куда. Была бы в небе щелка, я бы туда забрался. Такая у меня жизнь, так она у меня сложилась, понимаете? Деться некуда. Вот старому больному еврею. Ой, какая война, какая война! Пойду отойду, буду судить на расстоянии, дегустировать. Мне деться некуда! Попался, попался! Была бы, я б туда бы! Здесь он работает с основной структурой всего спектакля. Понимаете, да? Здесь Брито работает с основной структурой спектакля, в притчевом видении. Слышите? Не щелка, а капкан. Причём он ещё зрителя делает «мы». Почему я тебе предлагаю завязаться? Чтобы оказаться на твоей стороне, т.е. на стороне, противо­положной времени, на стороне, противоположной веку. На стороне, по сути своей, противоположной той, где они на са­мом деле находятся. Слышите, как это устроено? И он берет на себя эту сторону, он берёт на себя эту сторону. Больной. Да, по-разному! Я не хочу подсказывать, каждый может по- своему это сделать. Но он берёт на себя эту сторону. Не хочу показывать, чтобы не было этой имитации. Сообразите, как каждому взять на себя эту сторону. Война, цивилизации вой­ны. Вот он их выкладывает перед собой. В результате когда он проходит первую, вторую и третью часть, он берёт целиком цивилизацию войны. Он участвовать не может, но, конечно, торчит. И теперь эту цивилизацию войны он называет капка­ном, ловушкой. Никуда не денешься от нее! Это вторая часть. Ловушка, капкан. Была бы щелка в небе, он бы туда спрятался. Это очень сильный момент.

Я помню, у Хлебникова есть про небо тоже. Помните, кусочек маленький? Где конфликт начинает слышаться.

Сегодня снова я пойду

Туда, на жизнь, на торг, на рынок,

И войско песен поведу

С прибоем рынка в поединок!

Из этого же цикла:

Мне мало надо.

Краюшку хлеба,

Да каплю молока,

Да это небо,

Да эти облака.

Помните? «Мне мало надо?» В принципе, это тоже самое на­строение, что и у Брито. «Мне мало надо? Краюху хлеба да ка­плю молока». Вот это вот «неба щелку». Как-то вместе эти два стиха, они вместе. И тут вторая часть. В смысле, вторая часть четвертого и пятого модуля монолога. Сейчас мы к ним вернемся. Давай дальше! Вот теперь идет третья часть.

Не буду глупым:

Замру и притворюсь на время трупом...

Б.Ю.: Вы слышите! Из этой ситуации он выходит. Из ситуации, которую я показал, из метафизической, экзистенциальной; из ситуации тупика, ловушки века, времени, гамлетовской, по сути, ситуации, он находит выход. Он же больной человек, а теперь он станет трупом. Замрет, притворится трупом. Вот его выход. Он же туда не сможет. притворится трупом. Теперь надо понимать, что на самом деле здесь спрятана история Фернандо. Он же его шут. Собственно здесь спрятана исто­рия Фернандо, и это у нас третья часть. Вот выход. То есть он работает со смертью, с мистериальным актом «Жизнь после смерти», перехода через смерть. Он с этим работает. Это тай­на композиции, что разыгрывает Брито. Он её разыгрывает в финале первого акта. Разыгрывает пьесу в виде монолога. Весь спектакль, весь проект он разыгрывает здесь.

Антон: Тут только у Брито есть возможность получать буду­щее?

Б.Ю.: Нет. Это ты уже сочиняешь персонажа. Я сейчас тебе говорю от персоны, от композиции. Зачем нам сочинять пер­сонажа? Не путай. Не путаешь? Молодец! Здесь место такое. Очень важное. Я поэтому остановил ваш показ и чуть-чуть поговорил, как раз и время пройдет для спектакля. Мы делаем разбор очень важного момента. Витечка, слышишь, да? Очень важно вам его ощутить, потому что обращаться с ним не надо с точки зрения моего рисунка. Я рисунка не даю вам. Как это играть. Это надо самим придумать. В принципе, сам этот текст - красивая штука, которую можно брать и работать с ней. Значит, итак «Притворюсь на время трупом». И?

Мне в виде льготы.

Минуты эти снимет смерть со счета...

Б.Ю.: Давайте разбираться! Непростой здесь смысл. Мне в виде льготы. Тут Пастернак, конечно, обращается с текстом сложно, сложно. Сложный перевод здесь.

Снимет смерть со счета...

Б.Ю.: Скинет смерть. Давайте разберемся вначале в самом прямом смысле этой метафоры. Пока я притворяюсь мёрт­вым, пока я буду притворяться мёртвым, эти минуты мне бу­дут зачтены, и будет что? На это время продлена моя жизнь?

В чем здесь ход? Он говорит: «Я вот притворюсь мёртвым, и благодаря этому, я выживу в ситуации…» Теперь я смысл го­ворю. Я притворюсь мёртвым, благодаря этому я выживу в си­туации, когда я должен буду умереть. Это какая-то совершен­но невероятная техника выживания в невозможной ситуации. Похоже, что это. Он говорит о невероятной технике выжива­ния в абсолютно смертельной невозможной ситуации. Надо притвориться мёртвым, надо стать мёртвым. Вы слышите, он имеет дело с нашим проектом, с «Пиром во время Чумы». Он имеет с этим дело. Здесь начинает торчать луч в этом моно­логе Вальсингама, он сюда начинает торчать, т.е. в наш финал. Отсюда и с самого начала начинает торчать, как бы проходит и выходит в другом. Льготы... скинет смерть со счета. Пока я буду мёртвым… Он начинает с того, что «я лечусь. Я всё вре­мя хочу лечиться». А заканчивает тем, что, в принципе, надо умереть. Притвориться мёртвым. Тогда выживешь. Тут тоже есть развитие. Слышите? Развитие у него в этом монологе. «Я больной старый человек. Я больной, я всё время в обозе, сов­сем больной. Надо притвориться мёртвым, чтобы жить даль­ше. Такой век, такое время. Конечно, хотелось бы спрятаться в небо, там найти местечко. Хоть щелочку в небе спрятаться. Но в этом мире единственное - притвориться мёртвым. И мне сама смерть даст льготу, и я смогу жить дальше. Какой бой! Образцовый бой! Какой бой! Отойду подальше, на расстоянии хорошо судить».

Вот простофили!

Андрей: Дальше уже тема солдат.

Б.Ю.: Просто говори слова.

Вот простофили!

Чуть, правда, до смерти не задавили!

Б.Ю.: Вот простофили! Вот простофили! Чуть, правда, до смерти не задавили! Ну, дальше!

Вот простофили!

Чуть, правда, до смерти не задавили!

Андрей: Дальше там идет сражение над ним.

Б.Ю.: Не надо мне рассказывать ремарки! Мне надо только слова, я же тебе говорил.

Спроси преграду -

Она такому положенью рада.

Б.Ю.: Тихо, тихо, тихо!

Спроси преграду -

Она такому положенью рада.

Б.Ю.: Это диалог уже?

Андрей: Нет, это он говорит как бы себе и в пространство.

Б.Ю.: Спроси преграду. Дальше!

Андрей: А дальше диалог.

Вот я вам, рожи!

Я хоть и труп, но португалец всё же!

Б.Ю.: Всё?

Андрей: Это второй заканчивается.

Б.Ю.: Итак. Значит, он себя превратил в труп. Это вообще единственная возможность жить в этом мире - трупом. И он стал трупом. А теперь вот эта преграда. Спроси преграду - она такому положенью рада.

Спроси преграду -

Она такому положенью рада.

Б.Ю.: Да. И дальше что? Вот я вам, рожи.

Вот я вам, рожи!

Я хоть и труп, но португалец всё же!

Б.Ю.: Не! Это опять история войны, участия в войне. Это вто­рая часть. Это связано со второй частью. Вторая часть, когда образцовый бой. А эта преграда. Что за преграда? Ещё раз про преграду! Спроси преграду.

Спроси преграду -

Она такому положенью рада.

Б.Ю.: Спроси преграду... А это в связи с чем он говорит?

Андрей: Это за него запинаются. Мавры запинаются, первый и второй мавр.

Б.Ю.: А, тут предложение. Тихо! Здесь его пинают ногами?

- Запинаются.

- Он сам. Споткнулся.

Б.Ю.: А, запинаются, об него спотыкаются.

- Мавры споткнулись за него.

Споткнулись ноги

О чей-то труп христьянский на дороге.

Б.Ю.: А тут вступает ещё одна партия. Что он говорит?

Споткнулись ноги

О чей-то труп христьянский на дороге.

Б.Ю.: А кто говорит это?

- Хуан. Он бьется с мавром, а тут споткнулся о труп чей-то.

- Это ремарка.

Б.Ю.: Нет, это не ремарка. Это сцена.

Андрей: Мулей и дон Хуан, переступив через Брито, уходят. И Брито говорит:

Спроси преграду -

Она такому положенью рада.

Это был ответ на слова Хуана.

Б.Ю.: Конечно, это диалог, это уже не монолог. Это диалог. Споткнулись ноги...

О чей-то труп христьянский на дороге.

Б.Ю.: Да. Сейчас. Спроси преграду – она... Значит, что здесь важно. Она такому положенью рада... Это как раз вторая часть. Она связана с тем, что его тянет на войну. Тут вот в чем его противоположность, внутри него самого? Его же тянет во­йна, его тянет. Война его тянет. Он становится трупом, хотя война его тянет. Это дальше объясню. Ах вы, рожи... Что там?

Вот я вам, рожи!

Хоть я и труп, но португалец всё же.

Б.Ю.: Вот. Это как раз основной момент. Дальше!

Андрей: Дальше первая часть, вот которую я беру третьей. «По счастью…», она у меня третья.

Б.Ю.: Нет. Ты её делаешь третьей? В твоей композиции?

Андрей: Да. Просто она у меня получилась третьей, хотя она по времени идет первой.

Б.Ю.: А какая последняя? Вот эта?

Андрей: Вот эта последняя, да.

Б.Ю.: Да, вот эта последняя. А первая?

По счастию, я на материке.

И цел, наперекор своим расчётам.

Б.Ю.: Да, да, да!

По счастию, я на материке

И цел, наперекор своим расчётам.

Страх и болезнь морская вдалеке,

Меня не рвет всё время, как с похмелья,

При каждом сотрясенье и толчке.

Удары волн о судно отшумели.

Безумье — человеческий удел

Доверить деревянному изделью.

Я на земле бы умереть хотел,

А не в воде, и то как можно позже.

Б.Ю.: Вот. «Я на земле бы умереть хотел». Значит, это первая часть. Первая часть - я, наконец, там, где добрался до твердой почвы. Надо начинать с этого. Не должно быть в конце. На твердой почве и твердых намерениях. Мои твёрдые намере­ния простые. Они связаны с тем, что я хочу умереть. То есть я должен умереть. С этого начинается. Конечно, как можно позже, но я должен умереть. Вот он начинает тему Фернандо. Вот он её ведёт. Дальше идёт тема больного обоза. Эта тема по отношению к смерти противоположна. Понимаете, да? Вот здесь «Я должен умереть» начинает раскрываться. Вот он дает тезу «Я должен умереть», теперь он эту тезу показывает, «по­тому что я не могу и не хочу участвовать в войне». Играйте! Бери Фернандо, тогда вектор твердого, стойкого принципа и получится. Дальше у него появляется вторая часть. Вторая часть связана с притягательностью войны, с азартом, притя­гательностью войны для души, этой жизни и возможности и т.д. Это вторая часть - образцовый бой. А ответ на эту при­тягательность войны - это уход подальше, подальше, откуда судить. Иначе ты теряешь рассудок, ты не можешь судить. Это третий ход. Четвертый ход заключается в том, что здесь он идёт на обобщение. Здесь я нахожусь в ловушке, в этом мире я нахожусь в ловушке. Это капкан. Мы в капкане. К этому мо­менту он получил родство и совместность с залом. Он вместе. Мы здесь все в капкане находимся. Единственный путь - это забраться в щелку неба. В щелку неба. Но это же невозможно. В небе нет места для нас. Как там он говорит? В щелку…

Будь в небе щелка

В нее бы я забрался втихомолку.

Б.Ю.: Да! Втихомолку. Втихомолку - это тихо. Тут Пастер­нак... Тихая молитва. И вот он теперь возвращается к тезе втихомолку. Да! Я стану… Как сказать? Стану трупом на время - это, собственно, выход. Это вообще монолог выхо­да, монолог решения. Монолог решения с фокусом в финале. Монолог решения. Вот этот выход. Его надо и держать. Вот эта часть. Надо стать трупом. Это особого рода, как сказать. Парадокс трупа… И тогда смерть... Абсолютно некрореалистический гимн трупологии. Гимн этому ходу. И тогда смерть даст тебе льготу, и ты выживешь. В этом мире можно выжить только трупом, став трупом. Вот он и сказал - претворюсь трупом. После чего надо разыгрывать сцену. Придумать эту сцену. Дальше подойдут Фернандо и Хуан. Как там? Кто спот­кнулся? Кому он говорит? А?

Андрей: Хуан.

Б.Ю.: Да. Они должны войти в эту притчу и сказать: «Вот он». Что?..

Споткнулись ноги

О чей-то труп христьянский на дороге.

Андрей: Перед этим мавр с Энрике борются и переступают через него.

Вот простофили!

Чуть, правда, до смерти не задавили!

Андрей: Да. А после этого уже Хуан.

Б.Ю.: Чуть, правда, до смерти не задавили! Это два мавра?

Андрей: Это мавр и Энрике.

- Мавр и Энрике бьются над ним.

Б.Ю.: А да, вот это такая притча! Значит, теперь она начинает реализовываться. Мы её смотрим. Значит, бьются над ним... А кто говорит - вот простофиля?

Андрей: Это Брито.

Б.Ю.: Брито, да! Вот он выходит и обеспечивает... Значит, вот он лег. Теперь входят двое и начинают войну над ним. Ушли. Он говорит: «Вот простофили! Чуть, правда, до смерти не за­давили». Дальше входят ещё двое. Мулей и Хуан. Они теперь останавливаются: «Христьянский труп на дороге»… Запинают­ся - это неважно. Христьянский труп на дороге... А кто, Фер­нандо или Хуан?

Андрей: Мулей.

Б.Ю.: Мулей и Хуан. Всё время враги. Вот один враг и мавр. Идёт, идёт, идёт! Враги, враги, враги! Он лежит. Прошли. Он говорит: «Чуть не задавили!» Дальше опять - враги, враги, враги! Следующие - враги, враги, враги. Христьянский труп на дороге. То есть если в этом участвуют персонажи дальней­шие, то они все должны участвовать в перспективе рассказа. Понимаете, да? Ведь на самом деле то, обо что они споткнутся. Ну, Фернандо, да? Это то, что в третьей части перевернет всю историю этой войны, перевернет всю их историю и практиче­ски изменит всю цивилизацию. Выходит, и она, как мы и дого­вариваемся, будет создана, цивилизация мира. Правильно, да? Вот финал апокалипсический цивилизации мира. Она будет создана. Теперь Брито создаёт её на время, выходит и разы­грывает. Он это здесь создаёт. Он открывает всю эту логику и выбирает этот путь - стать трупом. Теперь выходят двое и поддерживают эту притчу. Понимаете, да? Вот первая пара, что они говорят?

Споткнулись ноги

О чей-то труп христьянский на дороге.

Б.Ю.: Первая пара.

МАВР

С напрасным жаром

Сопротивляешься моим ударам

ЭНРИКЕ

Хотя немножко -

И я б упал, споткнувшись о подножку,

Труп христьянина

Да будет мщенью моему причиной!

Мавр и дон Энрике, перешагнув через Брито, уходят.

Б.Ю.: Да! предметом игры как бы становится труп, становится Брито. Он как бы превратил себя в труп, открыл нам логику этого превращения через обобщение с жизнью, и сказал, что единственная надежда жизни - это быть трупом. Теперь в эту притчу присоединяются две пары. Первая пара разыгрывает этот труп как то, обо что они спотыкаются. В конце первой части делается специальный намёк на всё произошедшее, как такая увертюра, пролог, как угодно. Намёк... И надо, чтобы с обеих сторон участвовали фигуры. Вторая пара - опять они об него споткнулись. Опять они споткнулись об этот труп. И как дальше говорит?

Спроси преграду -

Она такому положенью рада.

Б.Ю.: Да. Дальше!

Андрей: Потом пытаются утопить мавры тело.

Вот я вам, рожи!

Хоть я и мёртв, но португалец всё же!

Б.Ю.: Это предложение тоже идет и от Кальдерона, и от Пас­тернака. Предложение... А мавры его пытаются утопить?

Не занесло б чумы нам это тело.

Давай его утопим.

Б.Ю.: Да! Вот это важно! Дальше с трупом, он вышел, превра­тил себя в труп, и дальше с этим трупом происходит вереница парных интермедий.

- Простите, пожалуйста! Там дальше, над этим же трупом происходит диалог короля с Фернандо.

Б.Ю.: Да! Это целая сцена. Мы её сейчас пропускаем.

- Это тоже над этим трупом?

Б.Ю.: Да, да! Это всё так. Это если говорить с точки зрения структуры, это так. Абсолютно! Мы сейчас её пропустим, по­тому что это тогда уже в «линию». А то, что я говорю, можно сделать без «линии». В принципе, да, над ним. Идёт вереница интермедий, и действия тоже над ним же проходят. Так устро­ено. И дальше, в финале выходят два мавра, берут его, и даль­ше играется Чума. Не занесло б Чумы…

Не занесло б чумы нам это тело...

Б.Ю.: Я просто хочу сказать, что это тело нам уже занесло чуму. С точки зрения связи, смысла, оно уже нам занесло эту чуму.

Вот я вам, рожи!

Хоть я и мёртв, но португалец всё же!

Б.Ю.: Вот я вам, рожи! «Я, хоть и труп, но португалец всё же!» - это и есть единственная на всю пьесу шутка. Больше шуток в этой пьесе нет. Он это всё создал, и сам же не выдер­жал. Понимаешь? Он создал, но не выдержал. То есть вторая часть у него выиграла. Помните вторую часть - соблазн вой­ны? Это шут, это путь шута. Он не выдержал. Он достал кин­жал и пошел убивать мавров, хотя вся его духовная природа, вся его душа вопила об одном: «Стань смертью! Не участвуй в этой войне!», потому что это тупик, это все, это кранты, «Не участвуй в этой войне!», «Превратись в труп!», «Отомри, это единственный способ выжить!» Понятно, что никто не хочет, чтобы его утопили.

Андрей: На земле он готов умереть, но только не в воде.

Б.Ю.: Да! Не в воде... Это хорошее, важное дополнение. Он выходит и говорит. В чем вся интермедия заключена, вся притча? Я четко вам сейчас расскажу. «Я на земле готов дви­гаться в сторону истины. И на земле я готов умереть». Дальше он раскрывает логику того, что он делает со смертью. В фи­нале его берут и хотят утопить. Вот в этом шутка. Слышите её? Моё предложение. Услышали разбор, ребят? Не надо по­вторять! Андрюша, услышал? Верочка, услышала? Паша, ты услышал? Вика, ты услышала? Теперь надо заново разбирать, потому что если один врет, то и остальные врут. Оксана, а ты услышала?

- Да.

Б.Ю.: Вот, и вторая врет. Садись, проходи! Вика, я сейчас тут, пока не кончился спектакль, решил не смотреть сценки, а чтобы время не терять, сделал разбор финала первой части через Брито. Показал, как он устроен. В принципе, там вну­три скрыто особого рода монологическое движение Брито, притча, построенная на сквозном действии всего проекта. Я показал, как устроена эта притча через части, которые меня­ются. Сейчас я сделал этот разбор. Как предложение всем - это дальше попробовать, организовать вокруг этого сцену в том или ином решении. Понятно, да? Вот мое предложение для всех.

- Мы все должны через Брито попробовать?

Б.Ю.: Да. Попробовать сделать сцену внутри этого разбора. Предложение... Если захотите. Долженствования здесь нет. Но надо придумать сцену. Здесь недостаточно просто сделать Брито. Здесь надо, чтобы у каждого... Надо сделать как мини­мум три сцены: Энрике - мавр, Мулей - Хуан и два мавра. Это тоже надо сделать.

- Король.

Б.Ю.: Король... если хотите - делайте! Это хорошо! Это мож­но. Но это большая сцена, мы её сейчас сюда не ставим. Так, ребятки, все, что могу сказать про этот кусок. Соображай­те, как он устроен. Соображайте! Сделайте! Ещё раз. Первая часть - земля, на воде - такая арка получается. Андрюшка, по­нял, да?

Андрей: Да.

Б.Ю.: Можешь сейчас попробовать в эту сторону двинуть­ся? Просто как бы внутри текста. Как этюд. Кто-нибудь слова знает про мавров, про тех, про всех? Помогите ему три пары. Энрике будешь ты, а мавра в сцене с тобой сыграет Катя. Дальше - Мулеем будешь ты, а Хуаном будешь ты, Паша. Вы сыграете здесь, когда он станет трупом. А дальше двумя мав­рами будут Витя и Катя. Возьмите текст.

Я Андрея уволил. Не хочу иметь с тобой дело. Ну, так как ты уволен, даю тебе возможность попробовать ещё раз. Но у тебя не получится! Не получится! Нет. Не получится. Так и будешь пробовать ещё раз лет десять.

Андрей: Кошмар!

Б.Ю.: Да, кошмар! А ты что думаешь?

Андрей: Милосердным надо быть.

Б.Ю.: Кошмар, да. Кошмар. А ты думаешь, на судне было лучше? Он только что пережил ещё больший кошмар. Я ему, можно сказать, помогаю. Шут, Брито. Сейчас ему подсказы­вают. Можно же подсказать? Представьте себе: центрифуга, да? Чисто физически. Человек сошел с центрифуги, ходить не может. У человека должна быть фантазия, иначе что он тут делает? Он просто жопа для того, чтобы его режиссёры имели в маленьких эпизодах и все. Что это за судьба такая? Никакой жизни! Просто представьте себе, даже если чисто физически, как это - сойти с корабля на землю, да? Даже чисто поведенче­ски? Если не брать тематически. Что это же такое? А если ещё тебе, не дай бог, предложит какой-нибудь режиссёр тематиче­ское видение сложить с поверхностью? Как же ты будешь это делать? Сейчас это тематически. Не надо поверхность.

По счастию, я на материке

И цел, наперекор своим расчетам.

Страх и болезнь морская вдалеке,

Меня не рвёт всё время, как с похмелья,

При каждом сотрясеньи и толчке.

Удары волн о судно отшумели.

Безумье — человеческий удел

Доверить деревянному изделью.

Я на земле бы умереть хотел,

А не в воде, и то как можно позже.

***

Место мне всегда в обозе.

В мыслях о своем здоровье

Я стремлюсь туда, где вижу

Лазаретную палатку.

Вот они и в рукопашной.

Образцовый бой на копьях!

Надо отойти подальше,

Чтоб судить на расстоянье.

***

Мы как в капкане.

Ни просьбы не помогут, ни рыданья.

Будь в небе щелка,

В нее бы я забрался втихомолку.

***

Не буду глупым:

Замру и притворюсь на время трупом.

Мне в виде льготы

Минуты эти скинет смерть со счета.

Б.Ю.: Сейчас кончится спектакль, и будете показывать, даль­ше всё пойдет своим чередом.

Шут - это место особое, место шута - это место особое, пока вы его не понимаете. А Андрюша, он человек не шутовской, он шута не может играть. Для шута он.

Андрей: Я шута не могу играть, я вам честно говорю…

Б.Ю.: Нет. У него нет для него никаких возможностей. Шут - это очень сильная, очень умная и очень рисковая фигура.

Андрей: Надо быть ебанутым, чтобы запомнить все эти точ­ки.

Б.Ю.: Ты злишься, ты отражаешь, а смысла это не прибавля­ет. Шут же не злится, не отражает ни при каких условиях. Он может себя подставить под любые удары, и всегда превращает это в смысл. Шут начинается и заканчивается смыслом, он не передразнивает. Он не юморит, он никого не развлекает. Его функция - превращать происходящее в смысл. И благодаря смыслу он радуется, потому что к нему поступает эта особая и очень редкая функция. Благодаря тому, что он наполняется смыслом, он наполняется радостью и возможностью шутить, понимаете. Так устроено. Это трикстерская позиция - пози­ция смысла. Если нет смысла, шутить невозможно, нету воз­можности для шута. Можно только пародировать, а это не шутки, он не занимается пародией. Передразнивание - это что-то противоположное шуту. Я сейчас разозлил с виду доб­рого Андрея, и он стал передразнивать, но это совершенно не то, это не имеет никакого отношения к шуту. Вот есть эта по­судина, есть эта история на воде. Посудина, эта невозможная посудина! Какие там слова, Андрюш? Произноси.

Андрей:

По счастию, я на материке

И цел, наперекор своим расчётам.

Страх и болезнь морская вдалеке.

Б.Ю.: Это тоже очень важно. У него были расчеты. Случилось счастье, были какие-то расчёты, а он, наперекор этим расчё­там, цел. Невероятно счастливое событие - он на материке, он цел наперекор расчётам. Откуда надо вести рассказ? Вести рассказ надо из финала всей истории. Рассказ надо вести из финала. В этом рассказе надо уложить смерть как единствен­ный выход, договор со смертью как возможность жизни... а потом оказаться в воде и сорваться. Чтобы всё это уложить, требуется же целая техника, работа. Сейчас Андрюша всё это не успеет сделать, и не будем его ругать. С этой секунды начну бесконечно хвалить Андрея. Считайте, что я это уже сделал. Сложная, непростая история - всё надо уложить, проделать эту работу. А почему Андрюша должен за всех отдуваться тут сейчас? Он не может так, никто так не может. Хитрая Аня ска­зала: «Я подожду». А Андрюша вон иди и играй. Понятно, что он может или кричать, или бегать - от этого смысла нет… Поэ­тому Андрюша ни в чём не виноват. Он был поставлен мной в такие условия, когда просто невозможно ничего сделать.

Юля Семина: Когда-то Олег Даль очень хвастался: «Я шута сыграл».

Б.Ю.: У Эфроса?

Юля: Да. Для него это была вершина…

Б.Ю.: Да-да. Вы знаете, что есть женщины, особенно пожилые женщины, аптекарши, которые поклоняются Олегу Далю? Контактёры? Не знаете?

- Почему аптекарши?

Б.Ю.: Я знаю несколько аптекарш в Петербурге. Послушайте, они контактируют с Далем. Даль у них - житель другого кос­моса, планета, он им рассказывает как контактёрам? Встреча­лись с простыми жителями? Он им диктует, клянусь вам, если не верите.

Катя: Он шел на контакт?

Б.Ю.: Выходил, рассказывал последние тайны вселенной, они так интересно пересказывали. Вы вообще про этих контак­тёров знаете что-нибудь? Никогда не слышали, что в России куча простых женщин, аптекарш этих, которые контактируют с Далем и с другими. Вы когда-нибудь слышали об этом явле­нии в нашей родной стране?..

- Нет.

Б.Ю.: Которое развилось ещё с конца 70-х годов. Женщины-контактёры. Слышали такое?

Катя: С инопланетянами.

Б.Ю.: Да. Вот Даль - это один из самых важных выходящих на контакт.

- Почему Даль?

Б.Ю.: Вот это поразительный вопрос - почему из всех совет­ских актеров они выбрали Даля. Это же большой вопрос для театроведа, например. Что в природе его игры было такое, что простые женщины выходят с ним на контакт до сих пор, после смерти?

- Высоцкий ещё.

Б.Ю.: Наверно, тоже выходит на контакт после смерти, да.

- Но это ж неправда.

Б.Ю.: Правда, я говорю абсолютную правду, я вам никогда ни­чего не вру.

- Но они на контакт не выходят.

Б.Ю.: Как это не выходят?! Выходят, контактируют. Ты им это скажи! Ты не мне, ты им это скажи. Ты их не видела, этих жен­щин. Есть большое количество простых русских женщин, ко­торые прожили жизни директорами аптеки, которые сходят с ума к финалу жизни. Но это настолько убедительно происхо­дит, их рассказы про контакт… Обычно они обижены своим мужем, ещё что-нибудь произошло, какая-то травма спрятана в их душах.

Хорошо, продолжим, итак. Идём по тексту.

…По счастию, я на материке

И цел, наперекор своим расчётам.

Б.Ю.: Вот что важно - что он «цел, наперекор своим расчё­там». Какое же это удивительное явление, что он «цел, напере­кор своим расчётам». У него же были расчёты, то есть он был уверен, что он погибнет, а он оказался цел. Монолог начина­ется с этой истории, с того, что он остался цел, будучи уверен, что он погибнет. «Наперекор моим расчётам». Это история, а как она связана. Она же связана - что-то произойдет, напере­кор расчётам. Возьмем сейчас историю Брито и все, что он нам говорит, и представим, что в ней отражаются чьи-то судьбы в разыгрываемой нами истории. Например, были расчёты, в принципе, очень печальные, и ожидания у Феникс, и, напере­кор её расчетам, она оказалась счастливой. Ведь эта история должна была бы кончиться страшной нечеловеческой траге­дией - должны были бы удавить любовь двух людей, пере­бить всех и так далее. А эта история кончится невероятным счастьем, вся история, которую мы рассказываем. Мы нача­ли её рассказывать. Что это за позиция? С одной стороны, я играю сейчас свою историю, но при этом моей истории нет, есть только общая история, которую я разыгрываю под видом своей. Как расположиться здесь таким образом? У шута же нет его истории. Шут - это всегда чья-то история, или исто­рия всех, которую он разыгрывает как свою. Что это за счастье «наперекор расчетам»? И как её вести, чтобы держать, быть в контакте с большой историей, которая только ещё всем пред­стоит? А она ещё дальше конкретизируется, эта всем пред­стоящая история, которую я уже разыгрываю. Она сейчас в этом моём розыгрыше, в моём монологе получит конкрети­зацию - через смерть, через детали, через всё - это я должен сейчас здесь осуществить. Потом я лягу, и три пары мне помо­гут это укрепить. Сейчас не в имитационном действии - вот я с кем-то воюю - а в слове надо будет это реализовать, в слове. Понимаете, Антон, в слове реализовать. В слове реализовать. Поэтому Катя была ближе, она споткнулась, но она реализо­вывала в слове, а вы заменили физикой, и ничего. И смотреть на эту физику противно. Я говорил, говорил - в слове, даже намекнул, а вы это в физике сделали. Понимаешь, Паша? Не в слове. И получилось глупо, все пробы были глуповатые. Не­опытные вы люди, неопытные. Я сейчас веду особый тип ре­петиций и вижу, какие же вы неопытные. Дальше, Андрюша.

Страх и болезнь.

Б.Ю.: Страх, болезнь морская, всё вдалеке. Дальше.

Меня не рвёт всё время, как с похмелья.

Б.Ю.: Меня вообще не рвёт. Не рвёт. Представьте, что со мной было. «Меня не рвёт всё время», понимаете. Страх, морская болезнь - всё это вдалеке, понимаете. Что поразительно - я на материке, я счастлив... А в перспективе? Надо ж быть про­зрачным. А в перспективе какой у тебя сейчас будет разворот? А потом ещё какой будет разворот? Надо ж так заделывать душу, чтоб все эти развороты уже были готовы, иначе как двигаться по монологу? Надо всё заделать, проделать работу. Хорошо, давай дальше.

Меня не рвёт всё время, как с похмелья,

При каждом сотрясеньи и толчке.

Удары волн о судно отшумели.

Б.Ю.: Вот начинается тема смерти. На земле бы умереть хотел.

Безумье - человеческий удел

Доверить деревянному изделью.

Б.Ю.: Безумье этой посудине доверить! «Деревянному изде­лью». Понимаешь, тут шутка с гробом идет? Но в чем шутка- то? И что это за шутка? Это надо ещё разобраться. «Безумье человеческий удел / Доверить деревянному изделью». Это шутка поэта, она не передается через действия. Что здесь в действии, в движении? Куда движение направляется?

Андрей: Люлька - гроб.

Б.Ю.: Люлька - гроб, да, это я говорил.

Андрей: Безумье, тщетность всего бытия. «Безумье - человече­ский удел / Доверить деревянному изделью».

Б.Ю.: Это лирическое. Ты будешь стоять на месте. Если гово­рить в притче, в действии и в осуществлении этого отражаю­щего акта, накидывания сюда истории, то, что здесь проис­ходит?

Андрей: Это начало говорения о смерти. То есть следующее будет: «Я на земле бы умереть хотел…»

Б.Ю.: Тема смерти, да? А тема смерти с чем связана?

Андрей: Я на земле, меня не рвёт, безумье вообще умирать, но «Я на земле бы умереть хотел».

Б.Ю.: Нет, тема смерти ведь связана… Андрей, в чём пробле­ма? Тема смерти сама по себе - это философская тема, к на­шей игре не имеет никакого отношения. Тема смерти может быть только в том смысле, если я не могу жить в цивилизации войны. В данном случае я обращаюсь к цивилизации войны. Жить с цивилизацией войны я не могу. Цивилизация войны находится внутри меня. Она находится внутри меня и меня тянет, я должен это заделать как противоположное. И меня тянет, тянет, война меня тянет. Война меня тянет. Вот вто­рая часть. Если ты это не заделаешь, то рассказа-то не будет, тебе нечего будет играть. Что ты здесь представишь? Ты здесь представишь, как цивилизация войны тебя вытянет. Она тебя всё-таки вытянет. Ты скажешь: «Всё-таки я португалец!» Это твой финал. «Я португалец, рожи!», - и бросишься в вой­ну, тем самым пустишь историю, которую ты уже рассказал. Дальше ты говоришь: «Я только что пережил... Я абсолютно счастлив, я вообще рад... Я такое пережил - меня рвало, по­тому что был на воде. Теперь я на земле. И пока я на земле, я могу быть собственной противоположностью. Я маленький, больной, у меня третье, десятое, у меня всё-всё-всё. Но какой бой! Пойдём назад, будем сзади. Правильно, да? Потому что у нас как устроена жизнь? Жизнь устроена так, что просто не жить же, не жить». Где я сейчас нахожусь, Андрюш? Я в смер­ти, я пока в обобщении нахожусь.

Андрей: Сейчас про щелку.

Б.Ю.: Щелку, правильно, я сейчас «в щелке»... дальше из щел­ки идет смерть. Надо уложить части. Это и есть репетиция - уложить части. Дальше смерть. Что я сейчас делаю? Я сейчас актёр, понимаете? До этого я был режиссёром. Теперь что мне приходится делать? Обучать актёра репетировать. Начинается школа, понимаете, да? Теперь я показываю актёру, что такое репетировать. Я не показываю, как актёру играть, я репетирую сейчас, я как бы пробиваю себе душу на эти части, мне ж их надо освоить. Паша, понятно это? Надо же это всё освоить. Не исполнять, а оказаться в этюде, освоить, пока предложенная структура станет. Вот структуру мы уже накидали, но её надо осваивать. Для этого и предлагается этюд, чтобы осваивать структуру. Почему я ругаюсь, останавливаю? Потому что Ан­дрюша не идет в этюде, а начинает исполнять. Это становится бессмысленным. Вы не идёте в этюде, вы начинаете испол­нять. Значит, вы не репетируете, не осваиваете структуру, вы с ней не имеете дело. Это должен мне открывать актёр, это мне актер должен рассказывать, понимаете, о чем я сейчас говорю. Когда я говорю, что у меня история начинается с войны, здесь же центр, иначе я вторую-то часть не возьму. А мне ж предло­жена в структуре вторая часть. Саш, понятно я говорю? Мне предложена вторая часть. Я же её должен взять не имитацион­но, у меня финал связан с тем, что я португальцев рву на части! Мне надо это взять, если оно двигается как по драматическо­му монологу. Я должен этот финал взять. Должен обращать­ся с этим определенным образом - притчево. Я должен взять это как драматическое действие. У меня есть метафизический выход - про щелку и про смерть, которая, если я притворюсь мёртвым, как бы умру, то я выживу, вот этот парадокс. Мне надо с этим ещё работать. Понятно, что сюда относится. Вот, например. Что такое умереть? Значит не жить. Есть опреде­ленные периоды, когда нельзя жить в цивилизации войны.

Просто нельзя жить, надо быть мёртвым. Это определённый период. Лучше не жить, потому что если ты начнешь жить, ты умрёшь. Понятно? Лучше просто не жить - здравствуйте, до свидания. Есть такое - на войне притвориться мёртвым. По сути-то - не жить. Я так это понял - не жить. Это тема, ко­торая называется внутренней миграцией. Если это обобщить, то у каждого своё, каждый сам это может раскрыть, если он когда-нибудь касался такого рода тем. Но если это обобщить, то, конечно, выход - неучастие. Неучастие в чем-то. То есть внутренняя миграция, в этом смысле - смерть. Дальше это может быть превращено и в аттракцион, он же рассказывает это через аттракцион. В данном случае, если битва - неуча­стие. А неучастие в битве? Только в одном случае можно в ней не участвовать - будучи трупом. Дальше это будет превра­щаться в метафору, в стих. Вот этот момент. Но этому момен­ту в действии предшествует… Я разрабатываю центральный метафизический, скажем так, момент этого действия. Пред­шествует «щелка бы в небе». Да, а можно иначе. Это будет в русле моего разговора. Просто я сейчас вспомнил Хлебникова и переставил местами. Если он снова: «Я пойду»... Я бы так не стал делать, но так можно сделать. Тогда финал можно сделать из того, что он стал воином божьим. Но, конечно, я бы не со­ветовал. А в принципе можно. Вот это называется «Хоть я и труп, но португалец всё же». Тут это есть.

- Труп христианина?

Б.Ю.: Ну, да. Вот сейчас ты правильно подошел, сейчас ты хо­рошо сказал, в теме.

- Случайно.

Б.Ю.: Это и есть этюд. А случайно и должно быть! Ты не мо­жешь сказать сделанно. Это и есть этюд. Ты можешь открыть сказанное. А открыть - в чем вся техника игры заключается? Ты выстроил себе структуру и темы, а дальше живьём по ним движется тогда и твой организм, художественный организм открывает интонацию и действие, это надо здесь открывать. Это не может до игры произойти. В этом заключена техника - театр как процесс, как этюд, понимаете? Надо этой техникой научиться пользоваться, научить свое художественное тело пользоваться. Здесь основы этой школы. Разработка этого, конечно, важна. Эта щелка и эта смерть. Небо и гроб. Этот момент в монологе очень сильный. Дальше что он говорит?

Будь в небе щелка,

В неё бы я забрался втихомолку.

Б.Ю.: Да.

Не буду глупым.

Б.Ю.: «Не буду глупым... притворюсь трупом». На время.

Замру и притворюсь.

Б.Ю.: Да, замру. Это всё внутреннее - замру, притворюсь тру­пом... Дальше что?

Мне в виде льготы

Минуты эти скинет смерть со счета...

Б.Ю.: Это тоже очень конфликтная вещь, понимаешь. Было бы, наверное, возможно - стать святошей, прожить жизнь святошей. Сейчас параллель проведу. Это было бы, наверное, возможно - тихо молиться! Тихо молиться! Небо, и я бы в него втихомолку! Но я не буду кем?

Не буду глупым.

Б.Ю.: Да, «не буду глупым». Я же сейчас брал из второго, из «не буду глупым», а это же можно так - было бы правильно тихо молиться и спрятаться втихомолку. Это дальше, это поз­же, если чисто сложить. Можно и так пройти.

Андрей Емельянов: «Тихомолка» - это и есть быть глупым?

Б.Ю.: Конечно, я ж тебе об этом говорю.

Андрей Емельянов: И альтернатива одна - притвориться тру­пом.

Б.Ю.: Быть идиотом, да. Щелка была бы в небе, но мы же зна­ем это, я знаю, в принципе, очень много этих людей, которые спрятались… втихомолку, была бы в небе щелка, на небо вти­хомолку. Вот не буду глупым и что сделаю?

- Замру.

Б.Ю.: Замру, да. За-мру, ум-ру, за-мру, мру, за-мру. Во всяком случае, можно так, можно сяк. Это опять конфликтные ча­сти - небо трупом и трупом. Вот что важно. Можно пройти горячо, можно так, но это конфликтная часть. Дальше.

Мне в виде льготы

Минуты эти скинет смерть со счета.

Б.Ю.: Да. И дальше?

Вот простофили!

Чуть, правда, до смерти не задавили!

Б.Ю.: Да, это финал хода. И он: «И вот если я стану трупом, тогда я буду... Буду живым». Дальше он начинает действовать. На этом монолог кончается. Монолог кончается здесь.

Андрей: Да, монолог кончается здесь.

Б.Ю.: Здесь финал монолога.

Андрей: Да.

Б.Ю.: А дальше разыгрывается сценка, в которой участвуют три пары и он, а на самом деле - все действующие лица и он. Так устроено: он ложится, и теперь по нему проносятся все участники спектакля, всё время за него задевая и что-то та­кое говоря, задевая, задевая и опять что-то такое говоря. Над ним разыгрывается целая большая сцена. Потом его берут и говорят: «Давайте выкинем его в воду». Тут он говорит: «Пиз- дец вам всем!» Оживает и говорит: «Убью! Я же всё-таки пор­тугалец!» По сути, начинается действие, продолжается. Так это устроено в композиции. Выходит, и перед тем, как лечь трупом, он должен нас обеспечить смыслом трупа, что быть трупом - это единственная возможность быть живым. Те­перь подытожим. Если я хочу выжить, единственная возмож­ность - стать трупом. «Только что, - если не перегружать, мы сейчас это прорыли все, - только что я чуть не умер, теперь я на земле. Слава богу, я невероятно счастлив». Андрюш, сядь на своё место, всё, я тебя поругал, пробовать больше не надо.

Сделаем перерывчик и потом просмотрим, да? Или сразу про­смотрим?

- Перерыв.