Пять часов из десяти возможных в театре «Школа драматического искусства»

До конца нынешнего сезона премьеру «Стойкого принципа» больше не сыграют. Обещают теперь в сентябре, а пока прошло два представления, три – вместе с генеральным прогоном. Не странно: спектакль идет в двух частях, первая –  четыре с половиной часа, вторая – почти шесть часов, с двумя антрактами. Я попал на последний показ, когда «Стойкий принцип» играли в два вечера и только на вторую часть. 

Что же, у Юхананова коротко и раньше никогда не получалось, в этом отношении он верен себе. Легендарный его «Наблюдатель» по пьесе культового тогда, в конце 80-х, Алексея Шипенко, шел 6 часов, а «Вишневый сад» растянулся, если память не изменяет, на целую неделю. 

Не скрою: к Юхананову у меня, как, возможно, не только у меня – предубеждение. Всегда. Ну вот, например, нынешний «Стойкий принцип». Читаю пресс-релиз: масштабный проект соединяет в себе мистерию и перформанс. Ну-ну… Как шутил мой покойный дядя, композитор Исаак Шварц, – модные композиторы пишут музыку только на стихи неизвестных китайских поэтов IX века… «Стойкого принца» Кальдерона Юхананов скрестил с «Пиром во время чумы», как знатный мичуринец, хотя о том, что Пушкин был знаком с творчеством Кальдерона, написаны уже научные труды, ученые находят параллели, неизменно отмечают восторг, с которым Пушкин всякий раз упоминал имя испанского драматурга. На Кальдерона ссылался Пушкин в борьбе с оковами классицизма. 
Но сейчас о предубеждении. Берешь программку, а там: «Спектакль в трех актах, двух кладбищах и одном концерте», концерт соответствующий, на сцене страдают кальдероновские принцы, полководцы, короли, мавры, наконец, а сбоку ди-джей, понимаете ли. «А у нас дискотека, и следующая мелодия в исполнении джаз-оркестра под управлением Леонида Утесова, «Быстрый вальс» Дунаевского или чуть раньше «Танго Магнолия» поет Сергей Васильев, тот самый, который «Кабаре Безумного Пьеро», с выбеленным лицом и бескозыркой на голове. Живописный, как бамбуковый стебель, ломкий, как эти два, скрюченные в три погибели фигуры Пушкина с закрытыми глазами и Кальдерона. Глаза закрыты, потому что «жизнь есть сон». Испанскую тему в спектакле поддерживает «Кровавая свадьба», привет от Гарсиа Лорки, жертвы Гражданской войны. Вот оно! Это всё про войну, про войну и про смерть, про смерть осмысленную и смерть бессмысленную, одинаково трагическую, хотя и пышущую у Пушкина бесшабашным, не признающим границ кабареточным весельем. Предубеждение Юхананов разрушает, как прежде рушил все сомнения его учитель Анатолий Васильев: после стояния у парадного подъезда «Школы драматического искусства» на Поварской, когда некто со списком выдергивал послов и атташе, провожал их в зал, а ты стоял и ждал и «наливался» предубеждением. А потом начинался спектакль, и предубеждение вмиг рассеивалось. 
«Стойкий принцип» – пожалуй, самый васильевский спектакль Юхананова, к слову, сделанный не только силами актеров театра, но также в нем участвуют и ученики Юхананова из его «Мастерской Индивидуальной Режиссуры». 
Редкий случай – ты сознаешь, что спектакль умнее тебя (и не раз!), и это обстоятельство радует. Почему вдруг «Буги-вуги», а за ними «Кровавая свадьба», а следующая сцена – «Кабаре», а  дальше «Мемориал» и «Реквием»? А в третьем акте Kirie eleison, разумеется, хорал  XII века, обработанный нашим современником Дмитрием Курляндским. Непонятно, но ведь захватывает, не дает оторваться от сцены, не смаривает в сон. 
В роли дона Фернандо – еще один ученик Васильева, нынешний главный режиссер «Школы драматического искусства» Игорь Яцко. Роль-событие, не побоюсь этих громких слов. 
Вот еще одна интересная мысль, о чем, мне кажется, думал Юхананов (прежде чем сказать про Яцко): война – это ясно, место, где каждый проявляет себя, но также территория, противостоящая философии: поле боя – не место для размышлений, задумался только – и все, тебя нет. Руби саблей, коли штыком, стреляй, перезаряжай. Но также война – место, одновременно и почти уничтожающая, к примеру, болевой порог, люди часто не чувствуют боли в бою, и обостряющая чувства, и располагающая к размышлениям о жизни и смерти. Остроту этих противоречий Юхананов вытаскивает наружу. Равно, складывается впечатление, важен был для постановщика и «путь зерна», так определенно сформулированный в конце 1917 года Ходасевичем:   
«Так и душа моя идет путем зерна: /Сойдя во мрак, умрет и оживет она. /И ты, моя страна, и ты, ее народ,/Умрешь и оживешь, пройдя сквозь этот год, / Затем, что мудрость нам единая дана:/ Всему живущему идти путем зерна». 
Так вот: никогда еще Юхананов не был так близок к своему учителю Васильеву, и дело не только в привычной, узнаваемой васильевской манере декламировать, когда выделяется, акцентируется, делается выпуклым каждое слово, и каждое звучит и, «выпирая», не нарушает, а лишь больнее делает все скрывавшиеся в словах смыслы. Вот то, что делает декламацию Игоря Яцко подлинным событием этого длинного спектакля. Он буквально гипнотизирует своим чтением. 
 Важно сказать вот ещё что. «Стойкий принцип» – это очень сегодняшний спектакль, в смысле – укладывающийся в поиски и находки искусства ХХ и уже нового, нынешнего века: кончается спектакль и дальше следует ряд сносок, комментариев, приложений, важных для понимания «основного текста». За «Пиром во время чумы» – «Песня Мери», затем отдельно «Священник и Вальсингам», отдельно – концерт для хора «Пушкинский венок», монолог молодого человека и  снова песня Мери. На премьере, говорят, в финале пели Леонид Федоров, лидер «АукцЫона», и Анна Хвостенко. И в сентябре, обещают, еще споют.