«Здравствуй и прощай Дон Жуан». Эскиз к буклету, посвященному показам в 1996 году (МИР-3)
Коллектив авторов | 1996 | эскиз буклета

Андрей Цицернаки, Михаил Шенфельд

У НАС ИММУНИТЕТ

Чем глубже мы погружаемся в работу, тем меньше довлеют над нами законы окружающего мира. Вместо них формируется другой закон, ТОТАЛЬНЫЙ закон, осуществляющий себя как беззаконие. Он делает всё более ясным соотношение Театра и Жизни, идеи и воплощения. Здесь нет известных ходов. Куда шагнуть? Каждый следующий шаг может оказаться шагом в пропасть. Необходимо, чтобы каждый следующий шаг был шагом в пропасть. Необходимо, чтобы каждое достижение доставалось ценой отчаяния и неверия в возможность продолжения. Только так вскипают мозги, и только так образуются смыслы. Каждое удовольствие, рожденное на сцене, - это удовольствие, испорченное в жизни. Так давайте же портить себе удовольствие! Ведь к этому никогда не привыкнешь, каждый новый приступ отчаяния будет так же свеж, как предыдущий. Что же может быть более интересным! Битье головой об стену превращается из хобби в дело жизни, и философия нарастает на него, как мясо на кость, поскольку, пробив башкой одну стену, ты оказываешься перед другой, и из этих стен состоит вся вселенная. Так вот: В ЭТОМ И ЕСТЬ РАДОСТЬ ТЕАТРА! Раз у отчаяния нет предела, значит, нет предела и у перспективы движения, и у радости пробивания очередной стены. И тогда сколь оптимистично осознать, что и через 50 лет тебя в Каннах будет колбасить так же, как колбасит сейчас в Последнем переулке! Если, конечно, допустить, что эти мифические Канны реально существуют. Может быть, их и вовсе нет на свете? В любом случае, вступать на путь мазохизма только ради того, чтобы быть замеченным - безумие. Оставим “отметки” тому, что имеет относительную ценность. А мазохизм, равно как и театр, тем и хорош, что ценности НЕ ИМЕЕТ. И ты можешь как угодно оценивать то, что ты здесь увидишь. Можешь примерять это к своей шкале ценностей и приоритетов - это твое право. Но нас это не ебет. У нас - иммунитет.        

 

Андрей Цицернаки

КОНСЕРВЫ

Как и “Сцена из “Фауста””, эта работа посвящена закономерности развития человеческой личности. С той только разницей, что, превратившись в ритуал, она ушла из области текста и стала простым и радостным гимном Природе и Искусству.

 

Елена Чудина

СЧИТАЛОЧКА

РУБИКОН, ИЛИ ДЕНЬГИ ДЛЯ АНГЕЛА

Иногда не понимаешь, что происходит. Головокружение переходит в тошноту, комок подкатывает к горлу, и всё твое существо взрывается в неистовой пляске, сотрясающей тело и душу. Ничего не возможно уловить, всё плывет. Дурманящий туман окутывает члены. Чувствуешь сладость томления и неизбывную тоску. Что это, любовь или смерть? В какой-то момент сознание начинает жадно ловить разметавшиеся смыслы, вкладывать их внутрь и искать боль. Острые ощущения боли перерастают в жгучее желание жить, но кровь живет уже по своим законам. Потоки вырвались наружу и дышат свободой. Ты кричишь, но никто не слышит. Твоя любовь становится твоей смертью, и смерть ощущается как любовь. Страсть охватывает тебя и мчит в лабиринты безумия. И в тот момент, когда ты находишь выход, - страдание выбрасывает тебя в бесконечность. Невозможность соединения видится как чарующая красота момента, и ты умираешь, дабы возродиться в новой реальности.  

 

Марина Максимик

РУБИКОН ИЛИ ДЕНЬГИ ДЛЯ АНГЕЛА

Удивительная вещь случилась в связи с этой работой, режиссером которой является Елена Чудина. После того, как поздно ночью я закончила писать текст, и он еще не казался мне слишком красивым, за утренней чашкой кофе я включила телевизор в момент, когда с экрана звучали слова Гумилёва:” Есть ангелы, но они - только положение человеческой души на пути к совершенству.”

 

Марина Максимик

ХАРОН

Многие процессы в живой природе идут по известным законам классической физики, квантовой механики, термодинамики, органической и неорганической химии. Но не эти законы определяют специфику жизни. Живое пребывает в неудержимом движении, постоянно удаляющем его от равновесия со средой. При включении в целое возникают новые связи, но определённо нарушается целостность живого. Хаос неизбежен на пути к высокому строю... Непредсказуемость обеспечивает свободу. Сущность жизни познаваема без малейшей степени достоверности:

 - Выведи меня отсюда в царство живых и я - буду!

 - Прости! Но мне нужен медиум в царстве мёртвых, чтобы петь, ибо Харон - скрытая сущность Орфея.

 

Марина Максимик

ГРЕХОПАДЕНИЕ ПРИ СВИДЕТЕЛЯХ

Иногда от страшной боли человек кричит, иногда умирает. У некоторых, как кто-то сказал, горло устроено так, что вместо смертельного крика льется приятная мелодия... Текст обладает поистине безграничной возможностью пропускать голос. Судить о Прообразе по образу - неразрешимая задача. Но и древние эллины чаяли родства с Богом. Вершиной такого откровения явилась древнегреческая трагедия, - “Ветхий Завет для язычников”, по словам В. Иванова. И этот путь, путь культуры от язычества к Божественному Откровению, видимо, пройдет каждый из рода человеческого.

 

Влада Попова

ЖЕНАТИКИ

Разговор с самим собой через много лет.  Минуты этой встречи приравниваются ко многим годам накопления понимания и зрелости. В душевном механизме сдвигается одна деталь, обрывается одна струна, и гармоничного звучания уже не добиться. Бешенное желание спасти свою юность, легкость,цветение; жажда жизни, надежд, увлечений мешает вовремя разглядеть и услышать близую душу. И начинается долгий и таинственный путь невозможностей...

И никто не может разорвать этот заколдованный круг, в котором соединяются чужие и расстаются близкие.   

 

Антон Моисеев

ЖЕНАТИКИ

(Работа основана на реальных событиях, которые в процессе репетиций полностью покинули работу.)

Марина Максимик

Вот место, где я могу назвать всё, что сумею определить. И это не повторится, потому что я не актриса, но в каком-то смысле Адам, раздающий имена. То, что здесь находится, предстоит освоить сознанию, пространству души, включить и удержать в поле творческого напряжения... Мраморная крошка, обрывки снов, пластика взрывного механизма, лаконичность рамки, в которую еще не вставили картинку, архитектура, учитывающая положение светил, архитектоника спонтанно разворачивающегося микрокосма, имеющая в виду одну-единственную смерть, девственность как орудие возмездия... И вся полнота бытия... То укладываешь в себя смысл, то укладываешь в себя чувства и перспективу и не можешь уснуть. Снотворное исключается как искушение. Я смертельно жива. Или нет, мне является ангел и подводит черту. От боли сужаются зрачки. Или нет, я давно ничего не чувствую и думаю: это даже не боль. Или так: ангел был, но сказал, что никогда не умру. Вот тут и вопить: Моё жалование! О, великое, вечное, неопределенное и непостижимое многообразие форм одного и того же, не знающее себя, бытие, вытикающее из небытия, как вода из кувшина, язычество, отчаянная попытка выделить Бога из мира, приводящая человека к той последней грани, за которой он гибнет, если его не спасет смерть и Воскресение Иисуса. Трагическая вина героя в том, что он сознаёт свою вину, но не знает её. Моё жалование! Божественное откровение возвещает возможность. От мытья и стирки на ладонях не откроется по четвёртому и пятому глазу, если ты не обратишься внутрь. Смотрите, я здесь в первый и последний раз. Люди возбуждены процессом выбора между первым и последним. Возбуждение - признак живой материи. Ребенок всегда проливает молоко. Всегда находится тот, кому это уже надоело. Я целую ему ноги, а со стороны кажется, что даю пощечину. Это не умаляет зла в мире, но дает шанс ребенку снова пролить молоко. Какая там полнота бытия! Самое трудное, удержать себя от поступка и начать, наконец, играть. 

 

Марина Максимик

ВОЛЧИЦА

То, что мы считываем в происходящем как истинное, внутри судьбы, внутри загадки самого нашего присутствия здесь и теперь, дает лишь повод обнаружить окружающий мир в совокупности отдельных частей и, тем более, не как трагически разорванное и распадающееся Целое. Осознание первичности самого явления жизни дает возможность различить вектор, направленный к гармонизации мироздания, с которым человек одинаково неразрывен и неслиян.

 

Андрей Цицернаки

“ДОН ЖУАН”, акт III, явл. 1-3

ОГОЛТЕЛАЯ МЕДИЦИНА! Пока Герой зазря тратит время на людей, говоря им о судьбе, инициативе и любви, Шут своего времени не теряет - под видом доктора травит целые деревни рвотным вином, ревенем и необработанным мышьяком. Ну что ж, он прав: раз театр вы принимаете за доктора, то вот вам, пожалуйста, лечитесь на здоровье и дохните в своей блевотине! Большего вы не заслужили, раз вы молитесь за деньги (то есть деньгам), раз платье доктора имеет у вас честь! Ну и дурак же я был, что с Вами спорил - Ну и дурак же Вы были, что к ним пошли. А я рассуждаю так: есть в человеке что-то! Глупые лица зрительного зала - вот твое рассуждение и разбило себе нос. Мудила ты, Заратустра, тебя ведь приняли за бродячего артиста, да к тому же слишком заумного; медицина - одно из величайших заблуждений человечества. Зато ты вовремя сообразил напялить ворованное платье Старого Доктора. О, Старый Доктор всегда знал свое дело. Они ведь хотят рецептов? Прелестно, пропиши им скорее цианистый калий, ведь если бы они не заинтересовались медициной, тебе пришлось бы их отстреливать. Им же абсолютно необходимы концлагеря. Они без них не чувствуют себя биологически независимыми. Кроме того, их души черствеют, когда они забывают о концлагерях и расстрелах. Это же единственное, что заставляет их испытывать сильные чувства! Ведь их сильные чувства базируются на СТРАХЕ! Напрашивается рифма - на трахе, но, как правило, двуногие млекопитающиеся не испытывают сильных чувств, когда совокупляются. Всё у них строго на своем сицилийском месте: в соседнем лесу разбойники грабят прохожих, в этом лесу деньги у них выклянчивает нищий. Так что ж, нищий, если твой Бог - луидор, так на, возьми его, но только того, фальшивого, придется послать на хуй! Что же такое грех у этих людей, чтобы о нем так много говорить? ДА ЗДРАВСТВУЕТ МЕДИЦИНА!  Ну и жизнь у тебя, Вечный Жид - Вечный Шут, прямо скажем, сплошной геморрой, ОЙ, а ведь это же теперь и у меня!!! Ха-ха! Вот так влипли мы с тобой! Спокойнее, спокойнее, Цицернаки, говорит Сганарель, не надо паники, ведь я занимаюсь не только этим...

“ДОН ЖУАН”, акт IV, явл. 1-3

ПОЧТЕННЕЙШАЯ ПУБЛИКА! СПЕШИТЕ НА НАШЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ!

Только здесь и только у нас сегодня произойдет невероятное ЧУДО! Наш бесподобный клоун-убийца по имени Театр сделает так, что у вас лопнут задницы от смеха! На ваших глазах он УНИЧТОЖИТ МИРОВУЮ МАШИНУ ДЕНЕГ! Он сделает это при помощи одного-единственного волшебного слова. Что это за слово? “Спасибо”? “Пожалуйста”? “Любовь”? “Мама”? “Родина”? “Фюрер”? Не угадали, почтеннейшая публика! Это слово - “ФУЙ”!

 

Антон Моисеев

“ДОН ЖУАН”акт IV явл.3-7

О эти наши должники и родители.

 

Андрей Цицернаки

ДЕДУЛЯ

Маркиз де Сад, Френсис Коппола и совершенно реальный московский нищий,  побирающийся, скажем, на весь переход станций метро “Охотный ряд” - “Театральная”. Веселый старый сифилитик!..

Тот, кто владеет этим миром, находит, сука, эксклюзивный кайф в том, чтобы его били, унижали и мешали с дерьмом. Впрочем, ему, властелину, по большому счету и наплевать, но тем, кто его унижает, иначе и не понять всю громадность его власти. Уж не Боженька ли? Но главный герой “Дедули” - Дон Карлеоне, глава Сицилийской Мафии.

 

Андрей Цицернаки, Михаил Шенфельд

“ДОН ЖУАН”, акт V

Вот мы и пришли. Как же долго мы перли по этому миру, отрицавшему саму возможность нашего движения. Теперь, на прощание, мы сделаем ему последнюю пакость: мы запустим в него лицемерие и смоемся! Пусть мир подавится этой проблемой в одиночестве. Цель нашего пути - Возмездие, и оно унесет нас прочь. Прочь из этого мира, в другие миры, о которых мы столько спорили. Во все времена сквозь людские истории движется Герой, не желающий разбираться в перипетиях локальных законов. И теперь его через этот мир ведет Театр, радующийся близости финала и не подозревающий о возможности разлуки. Но в движении Героя есть финал, а в движении Театра - нет! Ну вот, Сганарель, ты и выполнил свою миссию, довел его до точки провала, а теперь - счастливо оставаться! Дальше - сам. И каково-то тебе, бедняге, будет возвращаться к людям - ревнивым мужьям, коварным докторам, опозоренным семьям, соблазненным или не соблазненным девушкам, - после того, как Иное показало тебе свое лицо, после того, как ты так привык быть всё время рядом с ним... Да, Сганарель, бродить тебе Вечным Жидом по этой земле, а жить-то надо, и долго - еще не одну тысячу лет... На какие шиши?!! И сколько раз еще Небо НАЕБЕТ тебя, Шут! 

 

Татьяна Данильянц

СТАРЫЕ НЕГАТИВЫ

В старинный французкий город, много лет предвкушая свой приезд, всего на несколько часов заезжает странник.

Он приходит в ателье своего друга-фотографа Артура,  которого не видел много лет и у которого хранятся снятые в незабываемые времена юности старые негативы.

Странник-немец, он не помнит французского языка, но эта встреча со своим далёким, чудесным прошлым, запечатленным на фотопленке, становится для него необходимым, неотвязным, мучительным, как заклятие, но давно предвкушаемым событием.

Странник входит в фотоателье и “пробираясь” через французский язык, понимает, что Артура он не застанет.

Упоминание о “старике Шеррере”, отце его старинной подруги детства Клер, заставляет странника переживать непостижимую и восхитительную метаморфозу: он осознает, что его чудесное прошлое не умещается в “старых      негативах”, что он властен свободно и действенно передвигаться по ландшафтам своей души и своей памяти.

Он понимает в те несколько минут в ателье, когда служащий сквозь и вопреки языковым барьерам сопереживает состоянию посетителя, что счастье, радость и благоухание жизни внутри нас.

Окутанный и озаренный одновременно этим переживанием, странник покидает ателье в сознании свершившейся встречи.

 

Марина Максимик

МИКЕЛАНДЖЕЛО

“Прямой опыт хаоса существует, ибо хаос наделяется формой...” Как обозначить то в этом мире, что не вмещается в свои параметры? А не вмещается всё. Ты ищешь способ, чтобы выразить уже имеющееся в тебе переживание Бога, и принимаешь в этом странствии любовь и смерть в форме невообразимого образа.

 

Михаил Шенфельд, Андрей Цицернаки, Андрей Глюк

ПОЧТИ ОДИН

Настоящее не интересует. Наше Спасение - в Будущем. Ситуация: Пост-Апокалипсис. Один Нарцисс уничтожил Мир ради Наслаждения Самим Собой.  Встретив Другого Точно Такого Же, не убивает Его, но влюбля поУши. Они любят Друг Друга и зачинают ТРЕТЬЕГО! Нового Человека на Новой Земле. Смотрите, сколь чист этот Новый Мир, Мир без людей с их вялой крайней плотью, с обманутыми яйцеклетками, повисшими на седых бородах! Результат - Расправа с Родителями! Теперь Он - Первый и Последний Человек. Евы не будет, и История не повторится. Не будет Всей Этой Херни, будет Только Он.

Вот хороший язык - немецкий, в нем все существительные начинаются с заглавной буквы. Это же язык, специально созданный для манифестов! А русский Ваня самозабвенно ищет приключений на свою костлявую задницу, ведь в его языке - всё с маленькой буковки: “поэзия моя цвети сукина дочь!!!!!!!!”

Москва спит, и пройдет, пройдет еще по гулким ночным улицам Малюта Скуратов! И закачаются на фонарных столбах нормалоиды! Но всё это - лишь грезы нашего Инфанта, Последнего Потомка Тощих Нарциссов. Вот Он РОДИЛСЯ, и вместо “мама” его Первым Криком был вопль: “Гитлер - последняя менструация Европы! Последний раз она истекала кровью, а потом наступила старость, и рожать она больше не может!”

 

Антон Моисеев

АЛЬРАУН

Бойтесь Достоевского.

                                 Достоевский.

А ВАН-ТЮРА

Не могу не высказать не сказать.

 

Андрей Цицернаки

СЦЕНА ИЗ “ФАУСТА”

Конец света. Возвращение Театра. Театр снова нуждается в том, чтобы быть проклятым церковью. Театр ищущий и мятежный, изначально не отталкивающийся от известных школ и идеологий, не стремящийся к нормальному существованию в нормальных условиях. Театр строится, Театр строится всегда. И что же такое сегодня человек, чтобы о нем мог говорить Театр? Вот именно сегодня о нем стоит поговорить! К черту конфуцианское спокойствие и уверенность в “возвращении на круги своя”!  Театральные круги круги на воде круги под глазами круги круги круги - НО кому хочется может продолжать кружиться но не смеет философски ухмыляясь отечески навязывать свои постылые круги мне! Итак, человека, созданного “по образу и подобию”,  сегодня можно сравнить с нью-йоркской городской свалкой: 200 метров мусора в высоту, а то, что под этим мусором, аморфно и не жизнеспособно. Собственно, это самое то и есть “образ и подобие”. Что самое интересное, оно ТОЛЬКО САМО И СМОЖЕТ пробиться сквозь мусор, никто, НИКТО не придет на помощь! И Мефистофель - это та искра, которую в себе самом разжигает Фауст,  изначально не цепляющийся за Красоту или Божество как что-то довлеющее над ним, а содержащий Красоту и Божество в себе как данность. Вопрос инициативы, выходит, напрямую связан с вопросом перспективы. Перспектива... но жизнь бесконечна, а познание имеет свой предел. Соответственно, на сугубо индивидуальных путях перспективы неизбежно возникает ситуация рубежа, может быть, экзамена, а может быть, вивисекции, ситуация перехода от человеческого (“человечного”) к нечеловеческому (“бесчеловечному”), от оценочного - к безоценочному. И здесь, лишившись последнего человеческого чувства - скуки - можно, уравняв себя с “адским” (“райским”) твореньем, сказать ему: сокройся. Но это уже чистая игра неземных существ, и не надо ни    антагонизма, ни Шагов Командора, ни Штанов Помидора - всё это осталось там, на земле, на корабле испанском трехмачтовом, который теперь можно утопить. А ведь мы, люди рубежа XXI века, живем на этом корабле, и он уже не первый век как утоплен, всё давно утонуло, и корабль всё тонет, тонет, всё глубже, глубже, и нет предела этой глубине. Однако кислорода всё меньше и меньше, и скоро не останется иного выхода, кроме как всплывать, раскапывать мусор над собой, ломая ногти, продираться туда, где космос и отсутствие оценок. И в тот момент, когда все мы выберемся туда, когда мы вдруг осознаем Заратустру как брата, когда мы поймем Фауста - вот тогда-то и настанет долгожданный Конец Света. Ибо в этот самый момент закончится история людей и начнется другая история. Но о ней не придется ничего писать и говорить. Люди сдадут экзамен на богов (или это будет операция), и Жизнь продолжится. ЖИЗНЬ НЕ ИМЕЕТ КОНЦА. В этом смысле Театр - и есть Жизнь.