"... Взять тюбик и выдавить немного зеленой краски на маленькое стеклышко, затем прижать его другим стеклышком и наблюдать как растекается краска , как она застывает, и в стеклянном бутербродике образуется пейзаж какого-то неизвестно-зеленого мира.

- Неужели ты думаешь, что все остальное проще?

- Что может быть проще рамочек, трубочек, чашечек Петри и шнурков, дирижерских палочек и портновских принадлежностей, лоскутков и других маленьких и больших предметов, которыми забиты твоя голова и карманы. Ты сумасшедший коллекционер!

- Моника! Но я же люблю тебя!... "

 

Прошлой осенью я приобрела уйму прекрасных и бесполезных ремесленных навыков. Целую неделю я занималась заведомо странными вещами. Я обучилась плести цветные шнуры; выкладывала на асфальте ковры из картонных рамочек; под конец программы (ибо все происходившее было ни чем иным, как Интенсивными Курсами - очередной акцией "Му-зея") даже получила немецкие имя и адрес, с которыми неплохо освоилась. Впрочем, некоторая короткость в обращении с происходящим и подразумевалась, - пространство, данное-заданное группой "Му-зей" - прежде всего пространство свойское, освоенное, обжитое. Пространство сущего - музейное, му-зейное. Музейное пространство, где предметы и эпохи равновелики, выстроены по кругу или поставлены, как чашки на подносе, - тесно, задевая друг друга боками. Пространство единичных вещей.

Оговорюсь. Если я здесь и не турист с "бедекером", то и к аборигенам явно не принадлежу. Жизнь в рамке музея требует особого умения. Мне остаются полароидные снимки и скороспелые выводы, то есть нечто противоположное му-зейной неторопливости. Впрочем, и позиция туриста не так уж плоха. Она подразумевает пеший ход и известную готовность к сближению далеких вещей. Отсюда и музей и "Му-зей" представляются уже не подносом, а анфиладой, зеркальной чередой залов, через которую ты проплываешь эдакой глубоководной рыбой. Не зря же первая акция "Му-зея" называлась и представляла собой "Сквозной проход" (22.09.90). Пятеро босоногих граждан во фраках и с маленькой девочкой в голове шеренги прошли по музейным залам, не глядя по сторонам (и уж конечно не оглядываясь), описали круг вокруг микеланджеловского Давида и вернулись в город. Экскурсант и экспонат звучат очень похоже. На самом деле произошло не что иное, как введение в музей. Введение в Музей, установление родственных связей.

Еще одна акция: родство, детство, введение в... "Образы детства" (23.05.92). Шеренга пустых (как пустые чашки) детских ботиночек - всех цветов и сортов - на мраморной парадной лестнице Пушкинского Музея Изобразительных искусств. Акция - инсталляция; инсталляция, - но акция: ведь должны были куда-то деваться все те дети, что населяли эти ботиночки. Орды босоногих детей, введенных в музей таким странным способом. Одна из музейных картин предлагала зеркальный вариант - кучку босоногих школьников. Но куда пропали остальные? Музей как идеальное детское обиталище, лабиринт со множеством входов, выходов и ниш. Музею нужны свои обыватели, обитатели, поселенцы.

И еще раз, по слогам: - МУ-ЗЕЙ, Музы, Зевс, зев. Музей - хранилище; музей-пещера, музей-логово. Музей - место подозрительное, запретное, к его экспонатам нельзя прикасаться, им не уподобившись. Движение "Му-зей" - это прежде всего завоевание равноправия. Собственно, любая вещь в своем пространстве музейна. Музей - райский сад, неподвижный Эдем. И, разумеется, Эдему нужен свой Адам. Например, модельер, представитель самого текучего, самого легкокрылого из искусств. По имени, например, Рудольф Шнайдер. Рудольф Шнайдер Модегештальтер. Дом Моделей Рудольфа Шнайдера. Мюнхен, Франкфурт, Берлин, где угодно. Alter ego, миф и лучшее дитя "Му-зея", некто то и дело подменяющий ее собой, предъявляющий свои права. Человек му-зейного Сада. Обладатель лукавой невесты, Моники Блюмэ.

Ничего нет лучше романа в письмах. Самый доверительный, самый музейный жанр. Заключаешь письмо в рамочку и вешаешь на стенку. Можно еще вырезать из газет брачные объявления. И наклеивать в тетрадь. Можно еще такое объявление сперва написать-напечатать, а потом уже вырезать и наклеить. А то еще и переписка завяжется... По этому принципу пишутся романы. Но т а к романов еще не писали. Это - подарок группы "Му-зей" своему Герою, приятное, легковерное занятие. Извольте - московская газета бесплатных объявлений "Из рук в руки", милейшее название. В ней который месяц печатается классический роман с продолжением "Встреча на Африканской улице". В письмах. С телеграфной стремительностью. Роман на все руки, на любой вкус - авантюрный, любовный, такой и сякой.

"Брюнетку, читавшую Экхарта в автобусе 100, вышедшую на Африканской улице прошлым летом, сидевший напротив мужчина в очках по имени Рудольф Шнайдер просит откликнуться" (24.07.92) - "Рудольф! Я тоже обратила на вас внимание. Но мне кажется, что развивать дальше наше знакомство не следует. Та самая брюнетка Моника."(28.08.92) - "Моника! Мне искренне жаль вас. Вот уже целый год как я бережно храню то, что вы так неосторожно обронили тогда в автобусе 100. Шнайдер." (16.09.93)

Думаю, "Му-зей" ждет выхода нового номера "Из рук в руки" с тем же нетерпением, что и я. Я хотела бы дарить своим героям такие подарки.

Если некогда му-зейщики были со Шнайдером накоротке, сейчас человек-легенда мира моды удаляется от нас все дальше и дальше. Участники Интенсивных Курсов (имени Рудольфа Шнайдера, кстати), тщетно встречали его однажды на Белорусском вокзале в Москве. (06.09.92). Во время какого-то телемоста с Германией был даже проведен целый розыск - откликнулось около восьмидесяти Шнайдеров, но не искомый (18.09.92). А после акции "Му-зея" "Одежда для памятников и деревьев" (14.10.91, 22.11.91, 09.04.92, 15.04.92) стало даже неясно - что, собственно, произошло - может быть, музеефикация целого рода занятий, как такового?

Есть странные и сложные подчинительные связи. Эдем и его Адам.

Музей и его" Му-зей". Или наоборот, но с той же точностью: "Му-зей" и его Музей. Музей - место, где рассказываются-повторяются одни и те же истории. Где нет нарицательных имен, - собственные. Не мертвая зона - живая, и более чем живая. Заповедная зона метафор. Одна картина аукается с другой, передразнивает третью. Вот в белом музейном зале от трехцветного Мемориального Шнура Генри Мура отрезают маленькие частицы, заключают в стеклянные коробочки, раздают жаждущим. (15.10.91) На выбор: обрезание, нить Ариадны, семейство Парок за работой. Любая случайность неоспорима и желанна. Вот в том же белом зале люди в шляпах выдувают из трубочек раствор цвета йода на белые лоскуты, и каждый лоскут единичен, ждет своей рамы: "Каждый есть Бойс в масштабе собственной жизни" (04.09.92) . Все собственно музейные акции "Му-зея" больше всего похожи на обряд. Они выглядят чем-то издавна заведенным и принятым, чем-то с ритуальной точностью в движениях и строгостью построения. Все окружающее и дисциплинирует, и выверяет.

Как рамочка: марка, подпись. Рамка для слайдов из белого картона. Рамочка, как метод и принцип: видения. Выборка, отделение, самоограничение. Перебирание, преодоление, перемена ракурсов, изменение "точки сборки". Рамки появились давно, рамочки - это совсем другое. Можно не пользоваться рамочками. Лучше носить рамочки в жилетных карманах. Взгляд через рамочку - взгляд кинокамеры, взгляд визионера. Вещь, окруженная рамочкой, чище и естественней вещи, окруженной вещами. И уж наверняка сосредоточенней.

Музей это подразумевает - сосредоточенность, как и холодок, как и горячность. В музей следует приходить с глазами, готовыми к тому, чтобы быть заполненными. По музею следует ходить шагом уличного зеваки, ожидающего неминуемых происшествий. Состояние музейного зрителя - состояние готовности. Его походка свободна, он не должен оступиться, идя вдоль колоннады. Сравнения неизбежны, - следовательно, в музее нужно быть красивым, - чтобы быть сохранным. Попытка прийти в музей есть попытка ему соответствовать. Музей это место, годное для любви. Я люблю "Му-зей".

 

* * *

 

"Му - зей" - это движение, которое совершают Степан Лукьянов, Дмитрий Троицкий, Андрей Сильвестров, Елена Посохова, Владимир Мартиросов, Михаил Игнатьев, а также поэт Мария Степанова и писатель Дмитрий Комаров. В разное время нашими спутниками и посетителями были и будут Александр Дулерайн, Ольга Аметистова, Илья Хржановский, Мария Липкович, Елизавета Лерер, Николай Ениколопов, Егор Чегринец, Александра Данилова, Анна Познанская, Татьяна Иткина, Михаил Донин, Ксения Вытулева, Леонид Мирный, Екатерина Белевич, Алексей Лерер, Наталья Львова, Екатерина Бирюкова, Иван Лакшин, Анна, Лада, и Рада Мамедовы, Ирина Асташкевич, Екатерина Шматкова, Дарья Лифатова, Вадим Шайкевич, Паша из Парижа, Сергей Першман, Михаил Казанович, а также 50 хранителей Мемориального Шнура Генри Мура, неизвестные авторы лоскутков в акции "Каждый есть Бойс в масштабе своей жизни", жители Германии, откликнувшиеся на объявленный в прямом эфире ТV "Documenta" поиск Рудольфа Шнайдера, а также Ирина Шнайдер, приехавшая 6 сентября 1992 года на поезде "Кельн-Москва", прибывшем и по сей день прибывающем на Белорусский вокзал.