Что ни говори, а зал "Школы драматического искусства" на Поварской куда приятнее огромного пустующего дворца на Сретенке. Да и Борис Юхананов приятнее учителя своего Анатолия Васильева. Я сейчас не говорю про талант: я говорю - приятнее, или, точнее, радостнее, светлее.

Окончательно это стало ясно сейчас, когда вышел спектакль "Повесть о прямостоящем человеке", под который и была отдана прежняя васильевская площадь. То, что это произошло, уже само по себе событие, окончательно закрепляющее за Юханановым статус "любимого ученика гуру". И после этого Юхананов выступил со спектаклем-манифестом (произнесенным, правда, устами своего "подмастерья" Оксаны Великолуг), в котором ставит под сомнение многие основные положения васильевской школы.

Хотя тексты о Театре радости, которые выводились на экран за спиной сидящей в инвалидном кресле Оксаны, принадлежат именно ей, а не Борису Юхананову, сути это не меняет: в них говорится о совсем другом театре, не о том, который был у Васильева.

В этих наивных и во многом беспомощных текстах, которые режиссер сделал концептуальной рамкой самого сценического действия, выражены революционные для театра Васильева идеи. Прежде всего в тексте манифеста говорится о том, что внутри труппы не должно быть никакой агрессии, "так свойственной некоторым режиссерским школам". Недвусмысленное высказывание. Ну а кроме того, принципиальным становится отношение в этом театре к зрителю.

"Некоторые из нас говорят, что зрителя нужно помучить... Вообще есть у нас такая тенденция пренебрежительного отношения к зрителю. На мой взгляд, зритель — это тот, ради кого мы работаем. Без зрителя театр умирает", - пишет мужественная Оксана.

То, что в васильевской школе зрителей, мягко говоря, не любят, знают даже те, кто в театр не ходит. И вдруг - такое заявление, опровергающее основы основ "театра для себя". В школе Васильева считается, что театр должен служить внутреннему развитию его участников, а как его будут воспринимать зрители – дело десятое, да и зрители нужны только для стимуляции актеров.

Юхананов и сам прошел через это отношение к внешнему наблюдателю. Долгое время его главный проект - "Сад" – был миром для избранных, в который не допускался никто из тех, кто сам становиться садовым существом не хотел. Но потом мифологический мир, созданный командой Юхананова, стал настолько прочным, что вышел на свет божий и нашел массу адептов. Новый спектакль Юхананова доказал, что теперь он готов публично (хотя в зале всего около 50 мест, спектакль только в октябре покажут около 10 раз) не только рассказывать о созданных мирах, но и на глазах у зрителей эти миры создавать.

"Повесть о прямостоящем человеке" – это, собственно, не повесть, а самое настоящее сакральное повествование. Только выполнено оно не в технике нарратива. Это сложное сплетение монологов, диалогов, движения и онлайновых комментариев главной героини – все той же Оксаны Великолуг. История о том, как небесные существа, имеющие бесконечно длинные руки и живущие на вертикали, упали на землю и попали в тотальную горизонтальность, развертывается на глазах у зрителей. Поначалу казавшийся бессмысленным причудливый танец этих существ по мере разворачивания текста наполняется смыслом до такой степени, что в конце спектакля кажется, что это вновь созданный язык был знаком всегда.

А что же до манифестов, то Юхананов, собственно, мог обойтись и без них. Все его проекты уже давно доказали: то, что он делает, это и вправду Театр радости. По крайней мере так кажется внешнему наблюдателю.

Дословно :

Бори Юхананов, режиссер

Я стал искать способы образования нового типа мифологем, попробовал заниматься, с одной стороны, аттракционом, с другой - ритуалом. Аттракцион я определил как актуализацию настоящего времени через трюк, а ритуал - как актуализацию вневременного пространства. Таким образом мистерия и определялась как актуализация вневременного пространства через ритуал. В принципе она так и определяется, но я сделал перекрестье: попробовал актуализировать вневременное пространство через трюк, а настоящее время - через ритуал. При таком построении получается очень сложная система структур, очень сложная технология, целая новая жизнь возникает. Она, конечно, замкнутая на первых порах, хотя сейчас мне удалось ее разомкнуть. Замкнутая в том смысле, что мы 12 часов в день работали и нельзя было без специальной фильтрации впускать сюда город, потому что он мгновенно разрушал те сложные структуры, которые мы накапливали. Одновременно с этим рождалась реальная мифология, мы сочинили историю как бы, возникала канва о пространстве счастья, мы уже не хотели заниматься катастрофическим миром, "чернуху" гнать на людей, - хотелось обнаружить некатастрофическое бытие. И, соответственно, взять его тотально - без человека. В этом смысле то ли вернуться туда к абсолюту, освобожденному от тоталитаризма, то ли обнаружить какую-то новую возможность этого контакта - не через возвращение.

Из интервью в "Русском журнале"

http://grani.ru/Culture/Theatre/m.77907.html