«Подсолнухи» без системы Станиславского
Елена Рюмина | Известия | 25 мая 2002 | анонс

Судьба последней пьесы Теннесси Уильямса «Крик» (он написал ее по выходе из психиатрической клиники и считал лучшей после «Трамвая "Желание"&raquo) трудна, в том числе и в России. Ее репетировали Демидова с Высоцким, и Виктор Гвоздицкий готовил ее с Татьяной Шестаковой у Льва Додина и с Екатериной Васильевой у Камы Гинкаса. Но по каким-то фатальным причинам она не доходила до премьеры. Высоцкий умер, так и не сыграв в ней, две другие попытки тоже остались нереализованными.

В новой версии, названной постановщиками «Подсолнухи», Виктор Гвоздицкий играет в паре с Лией Ахеджаковой. Режиссером постановки стал Борис Юхананов, который известен чем угодно, но только не приверженностью системе Станиславского. Скорее всего к этой пьесе она и неприменима. «Когда я узнала, что ставить будет Борис Юхананов, я подумала, что только такой режиссер и может «вспороть» эту пьесу», — сказала Лия Ахеджакова. Возможно, она права. Пьеса, где почти нет сюжета, но есть чувства, через которые герои должны прийти к «свету», может оказаться «родной» режиссеру, любой сюжет превращающему в несюжет и мистерию.

Немолодые актеры — брат Феличе (Виктор Гвоздицкий) и сестра Клэр (Лия Ахеджакова) — обсуждают, как они будут играть пьесу, которая имеет касательство к их жизни и которую написал сам Феличе. На этом линия «реального» сюжета и заканчивается, незаметно переходя в ту самую пьесу, что должны играть Клэр и Феличе (Ахеджакова и Гвоздицкий), — их собственную жизнь. Они вспоминают, как отец убил мать и потом застрелился, мечутся между светом и тенью, ультрафиолетом и софитами, мучаясь от безысходности опутавших их воспоминаний, маются, перемещаясь по гигантским желтым лопастям конструкции, напоминающей огромный двухголовый подсолнух, выросший рядом с их домом. Подсолнух, так похожий на них, сросшихся своею болью и не могущих ее преодолеть, чтобы выйти наружу, к себе настоящим. И к миру, возможно, враждебному к ним, единственной связью с которым у них остается телефон.

Кажущаяся несочетаемость Гвоздицкого и Ахеджаковой как актеров становится закономерностью, внутренним нервом, на котором держится весь спектакль. Лия Ахеджакова, с ее беспокойной и подвижной натурой, с ее эмоциями, как ртуть перетекающими от бурной радости к отчаянию, оказалась абсолютно адекватна своей героине Клэр. Ее внешнее бессилие контрастирует со сдерживаемой внутренней силой героя Гвоздицкого, который пытается побудить свою мечущуюся сестру сделать шаг из своих страхов и прошлого. Хотя бы на улицу...

Смотреть этот спектакль рационально, пытаясь выследить сюжет, невозможно. Можно только отдаться собственным чувствам, проживая вместе с героями их путь. Наверное, поэтому на московской премьере все время спектакля — один час сорок минут без антракта — зрительный зал сидел не шелохнувшись.