В газете "Экран и сцена" вышла статья Андрея Галкина о проекте "МИР РИМ".

Великий театр мира

В Патавселенной Великого Интеграла предпринят небывалый эксперимент. Цели его неведомы, руководительница – невидима. Материалом для него служит весь мир с прошлым, настоящим и будущим, добрая половина литературной классики и решительно все известные театральные системы. В списке оборудования: комплект гипсовых крокодилов, бутафорская голова капитолийской волчицы величиной с автомобиль, говорящие самокаты (2 штуки). В числе подопытных: Дикий человек, Козел – зверь Диониса, подаривший имя трагедии и подозрительно похожий на балетного Фавна, Кентавр – символ соединения несоединимого, карнавальные страшилища с черепами на плечах, Данте Алигьери (2 штуки: один – помоложе, только что рассказавший о встрече с Беатриче, другой – постарше, очутившийся в сумрачном лесу, оба верхом на детских трехколесных велосипедах с драконьими головами). А еще: Цезарь и Брут, Антоний и Клеопатра, три поросенка и серый волк, ожившие грибы, словом “все жизни, все жизни, все жизни”, ни одна из которых не угасла. Каждая былинка трепещет от полноты существования и рвется актерствовать, всем эта возможность предоставляется. Тех, кому не хватает хронометража для сольного выхода, выпускают группами: волны персонажей затопляют сцену посреди диалогов, а их дефиле, подвижные бестиарии Патавселенной, растягиваются на полчаса и дольше. Жрецы творят то ли древние, то ли футуристические обряды. Посвященные поют хоры. Улицы просыпаются по утрам и пустеют к вечеру. Эксперимент проводят лаборанты Интеграла, они же – слуги просцениума. Медицинские халаты прозрачно намекают на безумие всего происходящего и всех, к нему причастных. Намекают с полным основанием, ибо без запаса хорошего театрального безумия к подобному замыслу не стоило и подступаться.

Вот вкратце содержание спектакля “МИР РИМ”, совместного проекта Электротеатра Станиславский и Мастерской индивидуальной режиссуры (МИР) Бориса Юхананова, и самое поразительное в нем то, что сухое техническое описание не слишком отличается от фантасмагории, которую я пересказал.

Шестой набор Мастерской работал над римскими трагедиями Шекспира, над произведениями Овидия, Антонена Арто, Белинского и еще пары десятков авторов. Из срежиссированных учениками модулей (говорят, их было 300) Юхананов создал сорок семь композиций общей продолжительностью в двадцать один вечер, придумал легендариум, где все они поместились, и структуру из трех частей: “Подмостки” (первые одиннадцать вечеров), “Дорога” (следующие четыре), “Элизиум” (финальные шесть).

Композиции (предположу, что исходные модули – тоже) исследуют театральный потенциал литературного слова. Фрагменты авторских текстов воспроизводятся в предлагаемых обстоятельствах и перелетают в новые сюжеты. Их играют по законам психологического театра и остраняют при помощи условных театральных техник. Беседу Антония и Клеопатры, например, ведут современные итальянцы в прибрежном ресторанчике – для пущего погружения в атмосферу тут жарят настоящую рыбу, режут овощи и фрукты. Две девушки читают диалог из “Юлия Цезаря”, вставляя в реплики обращения друг к другу по именам, причем, кто такие эти Ира и Юля – сами актрисы, окончательно и бесповоротно присвоившие текст, или персонажи – не объяснено. Речь Брута на форуме разыгрывается как спектакль театра Кабуки, речь Антония – как выступление оратора, адресованное залу. Сцена из “Тита Андроника” перековывается посредством интонаций и пластики в жеманную комедию в духе Мариво, другая становится либретто современной оперы.

Одурманивающее изобилие композиций доказывает: театр прекрасен во всех видах и формах, театр делает прекрасным все, к чему обращается. Карикатурное нагромождение злодейств в сюжете, патетическая эпитафия любви, открыточный вид города, каменный вавилон однотипных многоэтажек, отразившись в зеркале сцены, возрождаются в новом, эстетизированном виде. Частицы высокой поэзии, ростки вечных тем разбросаны в мире везде, оптика искусства позволяет их разглядеть и расслышать.

Названия трех “надкомпозиционных” частей проекта – “Подмостки”, “Дорога”, “Элизиум” – описывают маршрут путешествия, ведущего из осязаемых стен театрального зала – в вымышленную вселенную спектакля. Путешествие, имплицитно заложенное во всякой постановке, предлагается совершить не за три-четыре часа и не сразу, а в несколько приемов в течение месяца. Для чего? Чтобы острее почувствовать, как сценические события встают в один ряд с событиями жизни. Чтобы задаться вопросом: с какой целью мы приходим в театр? Кто мы в нем – адепты режиссера, явившиеся по его зову в дом торжественных представлений, фанаты особого рода фэнтези, участвующие в ролевой игре, беглецы из повседневности, наблюдатели (или подопытные) некоего эксперимента? Словом, чтобы пережить все, что мы знаем о театре в теории, но над чем редко задумываемся всерьез.

У актеров и режиссеров “МИРа РИМа” – свое путешествие. Часть композиций они исполняют в репетиционной униформе и с реквизитом из подбора, часть – в полной обстановке, в костюмах и гриме. Они упражняются в пении, танце, сценическом бою на деревянных мечах, и отработанные ими навыки тут же пускаются в ход. Большинство сцен играют от начала до конца, но некоторые прерывает голос мастера, вносящего коррективы и требующего повтора или разбирающего сделанное. Разные стадии работы над спектаклем, путь от первых читок и репетиций до постпремьерных обсуждений, от тренинга и муштры до выхода в главной роли, складываются в сверхсюжет – историю о вхождении в профессию. Местом действия является не театр вообще, но конкретно Электротеатр Станиславский. То тут, то там мелькают костюмы и мизансцены из прежних постановок (я опознал “Сверлийцев”, “Золотого осла”, “Орфические игры” и “Октавию”). Электротеатр выступает грандиозным архивом, запасником, из фондов которого можно вынуть необходимое для любого замысла, а очередная генерация учеников Юхананова – коллективным героем, осваивающим его пространство, привносящим в него индивидуальную психофизику, личный опыт в жизни и в искусстве.

Прибавьте ко всему сказанному то обстоятельство, что от одной серии показов к другой порядок вечеров меняется, между композициями выстраиваются новые смысловые связи, что кроме артистов актерствуют и персонажи (например, римляне, потомки вскормленных волчицей Ромула и Рема, перевоплощаются в волков в сказке о трех поросятах), что театр в целом играет сам себя (слыша голос режиссера, бесполезно оглядываться на его кресло – комментарии записаны заранее, реакции на них отрепетированы и закреплены). Прибавьте все это, и вы получите самое общее представление о “МИРе РИМе”.

Источник