Эссе Бориса Юхананова "Уникальный курс" — рассказ о легендарном курсе Анатолия Эфроса и Анатолия Васильева. В нем Юхананов описывает бурлящую жизнь студентов-режиссеров, полную переживаний, драм, ошибок и открытий. Публикуем воспоминания о спектакле Эфроса "Буря", на котором Борис Юхананов был ассистентом, и видеофрагмент спектакля.

Эфрос сказал: «Ко мне обратился Рихтер, будут «Декабрьские Вечера» в Пушкинском музее, давайте придумаем какую-то композицию», вдруг пересказал сцену из фильма «Волосы» Формана, — «Ну, подумайте, что можно было бы сделать». Я позвал Сашу Лисянского, тогда ассистента Боровского в театре «Современник», позвал Васю Шумова, у которого вместе с сыном Шнитке была группа «Центр». Потом мы ходили с Эфросом слушали репетиции оркестра — перселловскую музыку. Ариэля пел Эрик Курмангалиев, контральто, потом его Виктюк занял, тогда он был такой же женственный и изысканный, но еще не охрипший. А Просперо прелестно и жестко играла Анастасия Вертинская. Я играл Калибана, сделал несколько сцен с курсом: по-моему, принца и дочери, сцену с моряками. Эфрос их принял в рисунке, потом я придумал саму бурю, такой трюк: предложил всем надувать воздушные шарики. Мы входили в зал, двигались как некая группа из фильма «Волосы», входили, смотрели на все эти инструменты оркестра; а я был как бы дирижер — такая интермедия в начале, пюпитры стояли, музыкантов еще не было, и мы вдруг неожиданно начинали надувать эти шарики, и когда шарики надувались, начинали водить ладонями по ним под мое дирижирование, и раздавался страшный, абсолютно убедительный скрип лопающегося под напором волн корабля. В этот момент сцена начинала заполняться оркестрантами, группой «Центр», шары то появлялись, то исчезали, и среди всего этого, среди шаров, подскакивая и опускаясь, начинались диалоги матросов и музыка. Потом все расходилось, появлялся Просперо — Вертинская очень хотела на роликах эту роль играть. Это было начало восьмидесятых годов, Эфрос тогда обожал «леса» (Лисянский так и сказал: «Ну... будут “леса”», «леса» и были, телевизионные «леса»), и по этим лесам-станкам ползали, как по мачте, матросы, там же оказывался Калибан, Вертинская стояла внизу, я где-то на третьем уровне лесов, и в нашей с ней сцене заколдованный сползал, слетал, скачивался, свертывался, свинчивался с этих станков, и она меня хватала за волосы и, всячески полоская по полу, двигалась по «дороге цветов» в зал, по пути мы разыгрывали бурное объяснение. Спектакль развивался стремительно: пара любовных диалогов, всепрощающая мудрость Просперо — умиротворение (для Эфроса внутренние просперовские мотивы были в это время очень существенны) и финальная, венчающая все, изумительно красивая перселловская ария Эрика-Ариэля...
("Уникальный курс", 1997)